Важным последствием родословной моей матери было то, что она прекрасно говорила и по-французски, и по-немецки. Говоря “прекрасно”, я имею в виду, что оба эти языка были для нее родными. Люди, живущие в Эльзасе, я полагаю, обладают талантом к языкам, потому что моя мать за несколько месяцев в Англии научилась говорить по-английски как настоящая англичанка.
Я не хочу, чтобы из вышесказанного вы сделали вывод о том, что моей матери нравилась немецкая оккупация Эльзаса. Ее раздражало, что Эльзас и всех его жителей без спроса оторвали от Франции и передали Германии как стадо овец, проданное на рынке. Немка по происхождению, она, тем не менее, повинуясь наследственному инстинкту двухвекового подчинения Франции, бунтовала в душе против немецкого правления. Она была готова согласиться с тем, что немцы управляли Эльзасом более эффективно, чем французы и даже с тем, что их правление было выгоднее местным жителям, но, тем не менее, она ненавидела это правление, так как оно основывалось на грубой силе.
Теперь мне нужно представить моего отца, потому что и от него я унаследовал многие черты характера. Он был тем, кого в то время называли фермером-джентльменом. Он сам презирал этот термин, поскольку в его глазах так могли именовать только любителя, а слово “любитель” уж никак не могло подойти моему отцу. Он был самым практичным и современным фермером в Центральной Англии. Уже очень много веков Ньюмены заселяли Лодстоун-Холл в Лестершире. Название звучит гордо — конечно, оно ассоциативно напоминает о Лоудстоуне, но на самом деле Лодстоун-Холл это просто очень большой фермерский дом, расположенный в центре нескольких сотен акров великолепной земли. Мой отец, на самом деле, был одним из последних людей, в ком можно было бы предположить желание жениться на иностранке или даже вообще когда-либо выехать заграницу. Да и выехал он только благодаря влиянию своего друга. А так как эта поездка привела к его браку, причем к очень счастливому браку, друг отца до самой его смерти был самым желанным гостем в его доме.
Одним словом, я родился в достаточно необычной семье — мой отец, типичный англичанин до мозга костей, один из представителей того среднего класса, который веками оборонял и возвышал Англию, мой мать — космополитка, часто повторявшая, что она женщина, не принадлежащая ни к какой стране. Она с большой радостью встретила мое появление на свет в 1893 году. Для нее я был не только плодом счастливого замужества, но и новой и прочной нитью, связавшей ее с Англией. После моего рождения она говорила: — Я родила англичанина, поэтому теперь я и сама англичанка. За мной быстро последовали сестра и брат — так и должно было быть, чтобы мы могли играть вместе. Мы были по-настоящему счастливой семьей.