Монтевидео, 1967 г.
Однажды утром 1967 года в Монтевидео меня подвергли следующему допросу:
— Коммунист?
— Нет.
— Вы против внешней политики США?
— Нет.
— Вели разведработу в пользу каких‑либо стран, кроме США? Снабжали их информацией?
— Нет.
Утомившийся оператор отключил электроды и снял датчики. Я вышел из бокса и с удовольствием взял предложенную моим другом Кантреллом сигарету.
А началось все с того, что мы поехали в американское посольство за оператором детектора лжи.
Кантрелл сказал по дороге, что будет проверка, объяснил, в чем она будет заключаться, подчеркнув, что эту процедуру проходят все сотрудники.
После допроса Кантрелл переговорил с оператором, а затем предложил мне рюмку виски и признался, что весьма удовлетворен предварительными результатами.
— Если бы ваши показания были ложными, сбивчивыми или противоречивыми, меня бы это очень огорчило, так как на карту поставлена моя репутация хорошего «селекционера».
Все мои старания перевести разговор на другую тему были напрасны.
— Дайте несколько недель сроку. Это необходимо, чтобы отправить доклад в Вашингтон и получить ответ. После того как будет получено «о'кей», дело можно считать завершенным.
Я улыбнулся, так как знал, что через несколько месяцев начнутся новые проверки.
Для меня это было не в первый и не в последний раз.
В Монтевидео я прибыл три года назад. История моего путешествия долгая и сложная. Когда мы с
Биллом Кантреллом возвращались в центр города, я мысленно восстановил события, которые привели к тому, что я оказался здесь.
«Быстрее, теперь лезь!» Эта, казалось бы, безобидная фраза навсегда застряла в памяти: с нее для меня начался новый этап жизни — наступило своеобразное раздвоение личности.
Было это в Гаване, в ноябре 1962 года, на пороге зимы. Уругвайцам и другим латиноамериканцам упоминание о зиме может показаться шуткой, так как в это время года на Кубе температура лишь за редким исключением бывает ниже двадцати градусов тепла и почти не идут дожди. Однако в этот приятный «зимний» полдень в районе Ведадо, на перекрестке улиц 19 и Н, было малолюдно.
Пока мы шли, беседуя с Эмилио Бонифасио, он старался придать своему лицу самое безмятежное выражение. Но как только мы подошли к его «плимуту» с дипломатическим номером, Эмилио Бонифасио быстро огляделся по сторонам, открыл крышку багажника и произнес фразу, которой мне никогда не забыть.