Она вытащила из кошелька купюры и сунула в Зоину сумочку.
– Это аванс. На ботинки хватит. А будешь правильно себя вести, хватит не только на ботинки.
– У… – Зоя вдруг все поняла. – У тебя кто-то есть?
– А вот это, милая моя подружка, не твоего ума дело, – Викуша засмеялась и щелкнула по носу. – Ну примеряй свои ботики, и пойдем. Родька небось заждался. К слову, если вдруг Родька начнет спрашивать, то я была у тебя… чай пили. Сплетничали. Мало ли чем время убивают две молодые и красивые девушки. Договорились?
– И вы договорились? – Далматов возвышался над Зоей, глядя на нее с явным неодобрением.
Тоже образец морали и нравственности выискался!
– Она позвонила на следующий день… и потом еще.
– Сколько раз?
Достаточно и одного, чтобы разрушить наивное Родионово представление об идеальном браке.
– Ну… много. Я сначала не знала, с кем. А потом мы в кино пошли… вроде как Егор со мной. Ну, мой парень. И в кафе…
Игры втроем, когда четвертый не в курсе.
Или все-таки в курсе?
Мог ли Родион отрезать голову любовнику жены? Вероятно, мог. Но зачем ему Саломея и Далматов? Если только… Нет! Эта мысль настолько мерзка, что Саломея поспешно выбрасывает ее из головы. Один любовник – еще понятно. Но двое – уже перебор.
Тогда остается ревность. Ревность – хороший мотив.
– Но Викуша его не любила. Совсем-совсем.
Ну да, просто спала изредка. Ничего личного.
– А он ее не отпускал…
Хлопнула дверь – вернулся Толик. Он вошел молча, потеснив и Далматова, и Зою. Бросил к печке сырые дрова, отряхнул снег с ботинок и сел на пол. Длинные Толиковы ноги вытянулись до самого стола.
– Там волки подошли. Близко. Если нападут, то…
– Не нападут, – без особой уверенности ответил Далматов.
Он же поднял горшок, перевернул и тряхнул, вываливая на стол монеты, бисер, клочки бумаги и что-то еще, мелкое и сыпучее. Радостно звенел металл, и стекло тут же захрустело под чьим-то сапогом. А Саломея, наклонившись, подняла бусину.
Крупную. Темно-зеленую. С серебряным узором. Как будто нить впаяли. Узор складывается во что-то, но Саломея никак не может ухватить картинку.
И здесь на острове картинка одна, но узоров много. Они мешают друг другу. И чтобы увидеть все, надо отыскать правильную точку зрения.
Еще немного, и он сорвется.
Тук-тук-тук. Пульс в висках. Височные кости не прочны. Треснут и выпустят то дурное, что накопилось внутри. Домой тянет. Пожалуй, впервые за всю его жизнь Далматова тянет домой, а у него сил не осталось даже на то, чтобы удивиться.
На столе – пасьянс из монет. Но монеты ли? Кругляши в коросте окисла, черные, металлические. С одной стороны – серп. С другой – не разобрать. Не то лицо чье-то, не то – череп.