– Верно. – Де Морнею нельзя было отказать в хладнокровии. – Где ваш друг? – разглядывая скромное убранство комнаты, поинтересовался он.
– На нарах, Арман. Буквально, век воли не видать, попросил меня встретиться с вами. Да вы не беспокойтесь, если что нужно, я передам.
– В каком смысле, на нарах?
– А в каком смысле люди бывают на нарах? Вы же знаете Виктора, как встретит хорошенькую девицу, так сразу ищет, кого бы порешить. Ну, чтоб блеснуть, прямо луч солнца золотого на острие булата.
– Кого же он порешил?
– Совсем порешить не успел, так, покромсал немного. Некоего Ипполита Шарля, слышали о таком?
– Доводилось. – Арман не стал скрывать удивления. – Но чем же Шарль ему не угодил?
– Может, глянул косо, может, еще что. – Лис пожал плечами. – Виктор, когда токует, что тот глухарь, ему в среднем по барабану за что, было бы – кого. Ваше счастье, что вы брат мадемуазель Софи, а то, о-о-о!
– Вы что же, пытаетесь меня запугать?
– Да нет, банально поддерживаю беседу. Вы ж к делу не переходите. Казалось бы, при усах, не девица, и вдруг – за полночь, в комнату к молодому кавалеру…
Де Морней вспыхнул:
– Я держу свои обещания, господин Рейнар! Метатрон ждет вас завтра…
– Не, завтра я не могу, у меня поход. Вот если ваш Метатрон весь из себя такой немерено крутой, пусть он лейтенанта Арно из каталажки вытащит. Заодно с ним и почирикает за жизнь. Только не сильно пусть задерживает, а то Виктору еще армию догонять. Наполеон без него скучать будет. И пирамиды ему будут не совсем пирамидальные, и море – не шибко красное, и восток – какой-то не ближний. Как воевать с таким настроем?!
– Хорошо, – на скулах де Морнея заиграли желваки, – я передам ваши слова кому следует. Но у нас с вами было еще одно незаконченное дело…
– Это о карте, что ли?
– Вы понимаете.
– Так мне она сейчас ни к чему. Да и рисовать ее слишком долго, и никакой охоты нет. А вот у Виктора была копия. Так шо дерзайте, господин де Морней. Возможно, где-то поблизости вас поджидает великое будущее…
* * *
Чуть свет кортеж генерала Бонапарта двинулся по направлению к Тулону – городу, над которым воссияла звезда воинской славы маленького корсиканца. Заплаканная Жозефина провожала мужа до кареты, вновь и вновь срываясь в слезы. Бойкие репортеры, вставшие столь рано, что суетой и беготней разбудили петухов, с умилением наблюдали сцену расставания, которой, благодаря их заточенным перьям, предстояло войти в историю. О, как отличалось это прощание от совсем еще недавнего, итальянского! Сейчас казалось, что жена великого генерала просто вне себя от горя. Все окружающие слышали, как она умоляла мужа взять ее с собой. Борзописцы и сами утирали слезинки, невольно увлажнявшие уголки глаз: «Ах, как прелестно, как трогательно!»