Через несколько минут, глядя на меня, обряженного в бурую доминиканскую сутану, подпоясанную вервием, самочинный аббат критически вздохнул:
– Вам бы следовало усы сбрить.
– Ну уж нет! – возмутился я. – Сдать оружие, ехать в винной бочке, а затем еще и усы сбрить?
– Но у монахов не принято носить усы. А мальчик считает, что живет в монастырских угодьях.
– Тогда и вам следует выбрить тонзуры[57] и выкинуть оружие.
Собеседник поглядел на меня с недоумением. Затем махнул рукой:
– Ладно, нахлобучьте капюшон пониже и не поднимайте лица, если наш господин вдруг войдет. – Он склонился перед массивным каменным распятием и, точно силясь обнять постамент, обхватил его руками. И вдруг камень, будто по мановению волшебной палочки, с тихим шорохом начал отъезжать в сторону. – Следуйте за мной. Будьте осторожны, тут лестница, некоторые ступени осыпались.
* * *
Мурад Ас-Искандери неистовствовал:
– О Аллах, за что ты посылаешь мне эти испытания?! Чем я прогневил тебя!? Разве когда пропустил я час молитвы, пожалел милостыни для бедного, разве не соблюдал я заповеди твои?
Ранним утром к его двору прибыл гонец с недвусмысленным требованием. Поскольку гяуры угрожали не одному лишь бею Александрийскому, но всему Египту, поскольку полученное в результате золото взято не острой саблей, а лишь волею Аллаха, то по справедливости должно быть разделено поровну между всеми беями. К полудню с подобными требованиями прибыли еще три гонца, а к вечернему намазу незваных гостей было уже шестеро.
– …Отчего вдруг они решили, что я захватил проклятое золото гяуров?!
– Дражайший брат мой, – утешал разбушевавшегося владыку Осман Сулейман Бендер-бей, – должно быть, шайтан дурманом зависти и жадности, точно гашишем, затуманил их разум.
– Мне нет дела до их разума! Они хотят моих денег и идут к Александрии, желая подкрепить свои требования семнадцатью тысячами сабель. Эта свора шакалов разграбит мой прекрасный город в поисках золота. Эта ненасытная стая втопчет в грязь самую восхитительную жемчужину этого побережья!
– Не стоит так убиваться, мой дорогой собрат, – патетически увещевал его Лис. – Быть может, все иначе и мы лишь превратно толкуем волю Аллаха?
– Но как же по-другому истолковать ее?
– Желая возвеличить тебя и наказать безумцев, предавшихся иблису[58], Аллах вложил в твои руки грозный меч.
– Что такое говоришь ты? У них вшестеро больше сабель, чем у меня.
– У тебя, по воле Аллаха, есть пленники-гяуры. Не помогут ли они уравнять силы?
Мурад Искандери задумался:
– Даже если вдруг они пожелают сражаться на моей стороне, их менее шести тысяч.