В этот момент я уже становлюсь ненужным Метатрону – самонадеянный дурак, имевший на руках полную охапку козырей и так нелепо сдавший партию. Я не столько вижу, сколько чувствую, как он нажимает под столом педаль, открывающую ублиетку. Привет от моей, – хвала Господу, мнимой – тещи, Екатерины Медичи. Если, не дай бог, Камилла не справилась с заданием или хозяин кабинета заметил подвох, есть мизерный шанс успеть схватиться за столешницу. Мгновение, еще одно. Ничего не происходит. Шарль Морис поднимает на меня недоуменный взгляд и давит на педаль, уже не скрываясь.
– Это все золото, – с участием говорю я.
– Что?
Я повторяю:
– Золото. Стоит заклинить луидором ту железку, на которую вы сейчас давите, и она перестанет работать. – Талейран побледнел. – Знаете, маркиз, я очень не люблю, когда из меня пытаются сделать фарш.
Второй консул порывисто вскочил, хватаясь за карман, вероятно, там у него на всякий случай заготовлен пистолет.
– И ловить пули мне тоже не нравится. – Я кувыркнулся через стол и оказался лицом к лицу с противником.
Короткий тычок левой под ребра. Мой собеседник явно не привык к таким некуртуазным, но весьма эффективным дипломатическим шагам. Он мешком оседает мимо стула, хватая ртом воздух. Я хлопнул в ладоши, в переговорную ворвались Кадуаль и его бойцы.
– Этого связать, рот заткнуть.
– Прикажете убить? – поинтересовался Кадуаль.
Я вздохнул: логика событий требовала именно такого решения, но все же убить Талейрана… не поднималась рука. Я покачал головой:
– Нет. Возьми эту карту это в Новом Свете. Сейчас ты отправишься к Атлантике, я организую тебе приказ консула реквизировать любое судно для нужд Республики.
– Республики? – переспросил генерал.
– Консул не может написать иначе. Ты отвезешь этого человека на противоположный берег океана. Начинай поить его здесь, в Париже, и пусть пьет всю дорогу, чтобы он не просыхал ни на минуту. Называй его Жан или Анри, неважно. Когда убедишься, что там, в Америке, он и сам себя так называет, можешь возвращаться. Карту отдашь ему. И убеди, что он приехал сюда из-за нее. Если сильно поторопишься, возможно, успеешь на коронацию. Уверен, новый государь будет рад видеть тебя.
– Эх! – горестно вздохнул Кадуаль. – Как прикажете. А только куда проще было бы прикончить…
* * *
Мне пришлось догонять армию целый день. Бернадот выступил навстречу своему вечному сопернику, едва получив по гелиографу сообщение о высадке Бонапарта и о его встрече с дофином. Я скакал мимо полков, марширующих в сторону Луары, вскользь бросая взгляд на лица солдат: они были мрачны и усталы, хотя армия только выступила в поход. Иногда офицеры командовали пять, чтобы взбодрить понуро шагающие роты. Но песня сникала, едва начавшись. До веселья ли – не дай боже, и впрямь придется пойти в штыки на своих же братьев-французов, с которыми недавно воевали в одном строю. До песен ли тут?! Среди бравых усачей, топтавших сейчас пыльные дороги Иль-де-Франса, было немало тех, кто воевал под знаменами Бонапарта в Италии. Каково было им сейчас слышать, что любимый сын Марса, их вождь, их герой, их разлюбезный «маленький капрал», – предатель Отечества и коварный враг? Можно было не сомневаться: если, не дай бог, дело дойдет до настоящей схватки, ни превосходство в численности войск и артиллерии, ни полководческий дар Бернадота не смогут превозмочь нежелания армии воевать. Без сомнения, и сам первый консул понимал это, но гнал от себя опасные мысли, надеясь, что его личная храбрость и неприязнь к Бонапарту зажгут войска.