Углубленный в свои мысли, я вышел на старую набережную Ла-Валлетт и вдруг испытал странное ощущение – тяжесть взгляда между лопаток. На набережной, как всегда, суетились торговцы голубями, нахваливая свой товар. Впрочем, каждому парижанину известно, что покупать их здесь – легчайший способ заразиться одной из множества препротивнейших болезней. Однако в Париже всегда много приезжих, обремененных безденежьем.
Остановившись возле одного из торгашей, я сделал вид, что рассматриваю птицу, и, кивая в такт уверениям, что лишь такой знаток, как я, мог отобрать самый превосходный экземпляр не только на этой набережной, но и на всем побережье Сены, вглядывался в лица тех, кто до этого двигался позади меня. Один из фланировавших по набережной мужчин, по виду голодранец, заметив мой интерес, вдруг как-то суетливо свернул в подворотню, точно внезапно припомнив, куда идет.
Ба, да за мной следят! Причем неумело. Забавная новость! Неужели обещанные Лантенаком «глаза»? Я активировал связь.
– Лис, за мною хвост.
– А передо мною четыре.
– В каком смысле?
– Ну, я в карете еду.
– Ты можешь не дурачиться?
– А шо мне с этого будет?
– Послушай, тут какая-то несусветица, которой я не могу найти внятного объяснения.
– Ни фига себе раскладец! А шо, такое бывает? Ты мне скажи, из волн Сены всплыла Атлантида?
– Нет, я был в «Шишке», там хозяйничает девушка, страшно похожая на толстуху Жози.
– Тоже мне невидаль. Может, она ее пра-пра-пра, уж не знаю, в какой степени, внучка?
– Может быть. Скорее всего, так оно и есть. Странно другое. Она, как мне показалось, знает господина де Батца.
– Д’Артаньяна? Нашего? Или того, что у Дюма?
– Да я-то почем знаю! И тот и другой давным-давно умерли, а насчет нынешнего хозяйка «Шишки» что-то скрывает. Не исключено, что это она хвост ко мне приставила. Может, конечно, и Лантенак, но почему от «Шишки»?
– А может, ты ей приглянулся. Она как собой-то?
– Скорее, в твоем вкусе.
– О, это интересно, стоит посетить, – оживился Лис. – Ты, как освободишься, притяни хвоста куда-нибудь в укромное место, я его приму, обсудим ситуацию, поговорим за жизнь мотузяную. А пока не мешай нам лясы точить. Кстати, тебя это тоже касается…
* * *
– Итак, месье, не ошибусь, если скажу, что вы дворянин и в прошлом, вероятно, офицер.
– Чистейшая правда, мой генерал. Лейтенант пикардийских шевальжеров.
– Сражались против Республики?
– Нет. Мне чертовски не нравятся войны, в которых французы воюют с французами.
– Стало быть, эмигрант.
– Скажем так: мы с другом – командиром моего эскадрона – посвятили свободное время странствиям и размышлениям.