– Нисколько, – почему-то совершенно успокоившись, ответил Воропаев. – Меня давно занимает вопрос, что значит Сталин для России, для тех народов, которые населяют эту землю.
Сталин постоял некоторое время, как бы обдумывая его слова, потом подошел к столу, поднял телефонную трубку:
– Принесите нам чаю.
Он принялся чистить и набивать наново трубку, делал это обстоятельно, с удовольствием. Потом тихо раскрылась дверь и появилась миловидная женщина с подносом. Стараясь не смотреть в глаза Воропаеву, она поставила перед ним стакан в тяжелом подстаканнике, наполненный дымящимся чаем, другой – напротив, а посередине – печенье и сахар. Едва она ушла, Сталин подошел к столу, но садиться не стал. Бросил в стакан два куска сахара, медленно помешал серебряной ложечкой. Воропаев тоже размешивал сахар, думая о том, как объяснить Сталину те сложные чувства, которые наполняли его. Сталин поднял стакан, хлебнул чаю.
– Вы сказали, что вас давно занимает вопрос, что значит Сталин для России, – наконец проговорил он, пристально посмотрев на Воропаева. – Что вы имели в виду?
– Прежде всего, попытку понять, что было предопределено, а что – нет. И почему?.. Я не оригинален. Многие пытались и пытаются делать это. Но каждый находит свой ответ.
– Вы нашли?
– Похоже, да.
– И в чем он?
Воропаев отпил чаю, потом еще. Ему нравилось заставлять Сталина ждать. Было в этом особое наслаждение.
– Знаете, я разделяю ту точку зрения, что Иуда стал предателем поневоле. Да, он предал Христа. Но если бы не его предательство, не совершил бы своего подвига Иисус. Любимый ученик Христа, Иуда был обречен так поступить. Это было его несчастье, его крест. – Он глянул на Сталина, тот задумчиво смотрел в сторону. – Иосиф Виссарионович, я думаю, что вы обречены были быть тираном.
Сталин устремил на него быстрый взор, опустил глаза и, отодвинув стул, сел на него. Небольшая рука мягко легла на зеленое сукно стола рядом со стаканом, облаченным в подстаканник.
– Да, вы были обречены, – уверенно продолжал Воропаев. – Вы тиран, потому что мы были готовы к этому. Вы тиран, потому что это в каждом из нас. Вы тиран, потому что каждый был в вас. Вы – наше орудие против нас самих. Это наш общий крест. Тяжкое наказание, которое мы уготовили сами себе. – Они встретились взглядами, и Воропаев не отвел глаза. – Я вовсе не оправдываю вас. Но я не могу оправдать и себя. Многие вас ненавидят. Так им легче. Я не могу ненавидеть вас. Я лишь ненавижу себя в вас.
Сталин хмуро молчал. Рука покоилась на сукне. Лицо было спокойно.
– Мне пора. – Воропаев поднялся, вышел из-за стола, прошел мимо занавешенных гардинами окон, остановился у двери. Сталин все также сидел за столом. Он казался совсем нестрашным – невысокий, усталый человек во френче, придавленный многими заботами, окруженный мнимыми и настоящими врагами, не знающий душевного покоя.