Я приложила руки к щекам. Золотой амулет, о котором я почти позабыла, свисал между моих пальцев, и я чувствовала его холодок.
– Ты, Габнор? – прошептала я.
Дэниел потер глаза, словно они вдруг заболели.
– Я работал клерком в Гонконге на складах пять лет, – сказал он. – В течение этого времени представлялось несколько случаев поговорить с самим мистером Локхартом – и мне он понравился, Кейси, он вправду понравился мне. Когда меня впервые призвали на тонг и дали приказ, я сказал, что не могу сделать такой подлости по отношению к своему хозяину. Тогда они сказали, что сделают с моей матерью, если я не подчинюсь и нарушу клятву беспрекословного повиновения, которую давал четыре года назад, вступив в тонг. Меня охватил ужас.
– Но почему ты вступил в него? Почему?
Он опустил глаза:
– Мне представился шанс, когда я был шестнадцатилетним мальчишкой. Не буду притворяться: я даже не сомневался. Для меня, который в то время пытался хоть как-то прокормить четырех сводных братьев и сестер, чтобы мать не была вынуждена заниматься единственным ремеслом, которое знала с юности, для меня тогда вступление в тайное общество было мечтой. Тонг кормил и защищал меня, мою семью и гарантировал работу. Я был слишком молод, чтобы понимать, какую цену могу заплатить за членство в тонге, и слишком глуп, чтобы осознать страшную реальность, которая стоит за этой идеей. Они несут смерть и пытки, и они не знают пощады. Поэтому я подчинился их приказам, и я был одним из настоящих поджигателей и одним из тех, кто ложно обвинил мистера Локхарта.
Я придвинулась ближе к Дэниелу, продела свою руку под его локоть и положила голову ему на плечо. Мне нечего было сказать. Молодой Ма Хо вынужден был сделать суровый выбор, и он выбрал меньшее для него зло.
– Нас заверили, что приговор будет легким, с учетом «чистосердечного признания», – добавил он, и его голос был едва слышен сквозь плеск волн о борт. – Я прослужил клерком только один год. Тонг платил моей матери достаточно денег, чтобы обеспечить пропитание в течение трех лет даже тогда, когда самый младший в семье будет стар и не сможет работать. Мистер Локхарт был признан виновным в поджоге и мошенничестве. Компания его была разорена, а честь семьи запятнана. Он был приговорен к семи годам каторжных работ, а через два года, посылая каждый год аппеляции, умер в заключении.
Наступила тишина: только за бортом «Кейси» раздавался плеск волн. В этот мой день рождения я из состояния полного и безмятежного счастья перенеслась в состояние отчаяния и печали, но в тот момент я не думала о себе.