Капитан был стариком, озлобленным и жестоким. Он был одержим, как пришлось мне впоследствии узнать, сознанием прошлого греха и нынешней цели, хотя равно и то, и другое было мне тогда неведомо. Команда служила ему неохотно. Всей команде было известно, да и в городе ходили упорные слухи, что торговля с островами восточнее Суматры, да и с кем бы то ни было, капитана совсем не интересует. Вместо этого, как утверждали многие, он намеревался, преследуя собственную тайную цель, направить судно на самый край земли.
Именно это он и сообщил нам в день, когда мы снимались с якоря. Он обратился к нам с полуюта.
– Я провожу изыскание, – сказал он.
Будучи с детства дурачком, слова этого я не знал (ныне мне его смысл хорошо известен) и поэтому спросил:
– Что такое изыскание?
– Проводить изыскание – значит задавать вопрос в движении, только и всего, – ответил он.
– Какие же вопросы вы задаете? – спросил другой член команды, но капитан разгневался и больше ничего нам, палубным матросам, не открыл. Единственным человеком, коему он действительно доверял, был его помощник.
Мы снялись с якоря. Что это было за плавание! Меня отправили вахтенным в «воронье гнездо», и я сидел там день за днем, восхищенно глядя вперед или вниз. Впереди я видел чистую, безбрежную синеву. Горизонта не было. Воздух в тех экваториальных краях был теплый и желеобразный. Он имел природную тенденцию застывать и порождать образы, точно так же, как земля благодаря своим природным генеративным способностям порождает в почве камни; по крайней мере так учил меня в мечети мой наставник. Образование – чудесная вещь. Так вот, я видел миражи – караваны верблюдов и воздушные замки, плавучие острова, корабли, плывущие кверху килем по внутренней поверхности небесного свода, тусклые разноцветные сияния и громадные суда с наполненными ветром парусами. Однажды мне показалось, что я вижу наш корабль, испытывающий качку в бурю, идущий обратно, к порту отхода. Вне всяких сомнений, то были мои упования, предвосхищавшие реальные события. Разглядеть корабль было трудно.
Внизу взор мой носился по запутанному такелажу с его переплетениями и складками, ниспадавшими на палубу, где под наблюдением капитана трудилась несчастная команда грязных полулюдей. Приуготовленный своею обезьяньей ловкостью для жизни средь рангоутов и такелажа, я мог разглядывать их сверху и созерцать иные перспективы.
Прославит ли меня и тех рабочих животных, что внизу, таинственная цель нашего капитана?
Лишь однажды пришлось мне прервать свои уединенные размышления. В один прекрасный день мы, спасаясь от бури, зашли в порт на белуджийском побережье. Именно там я и достиг вершины счастья, и именно там, хотя тогда я этого еще не сознавал, были посеяны также семена нынешних моих невзгод. В порту, во время увольнения на берег, со мной заговорила молодая белуджийка.