Проснулся он с рассветом, чувствуя себя слабее обычного. Дни становились жарче и желтее; казалось, два громадных шара – Земля и Солнце – со скрежетом трутся друг о друга.
Необходимо было выйти пораньше. О том, чтобы вновь отправиться в Цитадель, не могло быть и речи. Даже попытка вернуться в караван-сарай за вещами и «Сном Старого Паломника» могла оказаться опасной. После того, как Бэльян увидел колесование святой Катарины, он утратил былой энтузиазм в отношении посещения ее обители в Синае. К тому же он, можно сказать, уже нанес ей визит и исполнил таким образом свой обет. Поэтому из Каира он решил направиться в Александрию – пешком, прося подаяния. Он повернул на север, намереваясь выйти к Булаку через парки и фруктовые сады на окраине квартала Эзбекийя. В длинных тенях раннего утра все еще веяло приятной прохладой. Отчего утренний свет так отличается от вечернего? Лавочники разбрызгивали перед своими лавчонками воду, чтобы прибить пыль. Бэльян даже ощущал запах солнечного света на камне и воды на земле. Он приободрился. Миновав лавчонки, он пошел по узким, устланным листьями тропинкам, вдоль которых росли бамбук и тростник, темные и влажные. Он обернулся и посмотрел на минарет султана Хасана и башни Цитадели, уже видневшиеся в легком тумане. Вокруг царила полная тишина. На узкой тропинке посторонилась, пропустив его, группа направлявшихся на работу людей.
Выбраться из Каира! Это было похоже на сон. Вероятно, ему следовало ущипнуть себя, дабы убедиться в реальности происходящего. На память пришло высказывание из «Сна Старого Паломника» о том, что двух вещей нельзя сделать во сне: посмотреть на тыльную сторону своих ладоней и вспомнить собственное имя. Он смог бы.
Он не сбился с шага, взглянув на свои руки, – по крайней мере, так ему показалось. Но открыв глаза, он увидел, что руки его погружены в пыль, и пыль эта всего в нескольких дюймах от его лица. Из носа на тыльную сторону ладоней капала кровь. Высоко в небе светило солнце, а он еще даже не выбрался из Эзбекийи. Он поднялся и вновь решительно двинулся на северо-восток, в направлении Булака. Однако на сей раз дороги нагрелись и покрылись пылью, народ уже был на ногах, и в глаза ему то и дело попадал песок. Дыхание было затруднено. Стали ватными ноги. Надо было тронуться в путь пораньше, а не спать до полудня. Сон ему на пользу не шел. Но выбраться из Каира! Если бы он только мог…
Он торопливо двинулся дальше, надеясь вскорости добраться до рощ и фруктовых садов, которые отчетливо помнил по предыдущему сну, но тело его с каждым шагом тяжелело, а веки казались такими же ватными, как и ноги. В глазах у него все поплыло. Он решил посидеть у фонтана, а потом, сочтя, что это стоит ему непомерных усилий, прилег. Он еще надеялся найти в себе силы, чтобы продолжить путь. Почувствовав, как покачивается на волнах зноя его тело, он представил себе, как быстро и неравномерно открываются и закрываются поры на коже. Сознание растворилось в его крови, потекло вместе с ней по сосудам, замерло, сотрясаясь от громоподобного хруста костей, и наконец запуталось в тонкой паутине настроений и чувств. В нем не было средоточия сил. Был лишь глубокий наркотический сон. Он спал.