При мысли о том, что Конистан будет вынужден любезничать с нею на протяжении всего долгого обеда из семи блюд с десертом, Эммелайн вновь охватил приступ неудержимого веселья. Ей пришлось даже ненадолго покинуть гостиную и укрыться в коридоре, торопливо прикрыв за собою дверь, чтобы отсмеяться без помех.
Какая изумительная нелепость, подумала Эммелайн, в который раз вытирая глаза. И Конистан, и она сама приложили столько усилий в попытке направить по своему усмотрению юную, едва расцветающую любовь Дункана и Грэйс. Но ни ему, ни ей не следовало этого делать, надо было оставить все, как есть! Им не дано было влиять на ход вещей, определенный волей Природы. Она это знала. Она верила в это. В самом деле, вдруг поняла Эммелайн, единственное, что толкало ее самое на хитрости и уловки, — это стремление отвлечь внимание Природы от себя, не дать Ей заглянуть слишком пристально в свое собственное сердце. И все же необычайный комизм положения вынудил ее целых пять минут простоять, прислонившись спиной к стене коридора. Когда ее смех наконец утих, у нее сильно болело горло.
Эммелайн провеселилась весь обед. Ей становилось особенно смешно всякий раз, когда взгляд Конистана обращался к Дункану, который, в свою очередь, все это время счастливо и беспечно проболтал с Грэйс. Взгляд виконта при этом вспыхивал, его речь становилась отрывистой, а движения скованными. Один раз он даже опрокинул свой бокал, вынудив Эммелайн нырнуть лицом в салфетку и буквально застонать, Конистан, напротив, был вне себя от злости. Его хитроумный план, направленный на то, чтобы разлучить Дункана и Грэйс на время обеда и субботней «скачки», провалился самым жалким образом, да к тому же ему еще пришлось сносить насмешки Эммелайн. Даже на следующее утро он не сменил гнев на милость.
— Вам следует признать, что вы сами во всем виноваты, — попрекнула его Эммелайн во время завтрака, устроенного в парке.
— Я это прекрасно понимаю, сударыня!
— Ну тогда, может быть, вы перестанете рявкать на меня так свирепо!
Он уставился на нее яростным взглядом.
— Неужели вы не понимаете, что они еще больше сблизятся, если ему придется толкать ее в седле по этому дурацкому рельсу!
— Тихо! — предупредила она с торжествующей улыбкой. — До завтрашнего дня никто не должен даже догадываться о характере предстоящей скачки. А в ответ на ваш вопрос, отвечаю: да, мне приходило в голову, что на этот раз Дункану и Грэйс предстоит стать конем и наездницей!
Эммелайн широко улыбнулась, а серые глаза Конистана загорелись гневом.
— Если бы вы были мужчиной…