Лайам помолчал, вспоминая первый вечер, проведенный с Сантьяго и его семьей. Мужчины взволнованно говорили о судьбе своей страны, о неминуемой гражданской войне, а Марисала тихо сидела в уголке — худенькая девочка с двумя «хвостиками» и огромными тревожными глазами. Но, когда Лайам вышел и направился к арендованной машине, чтобы возвратиться в отель, Марисала вышла вслед за ним.
— В тот день я встретил Марисалу впервые, — продолжал Лайам, стараясь говорить сухо и отрешенно. Но голос его дрогнул. Когда речь шла о Марисале, Лайам не мог оставаться спокойным. — Ей было всего пятнадцать, и…
Такая прекрасная! Юная, чистая, невинная. Словно наяву, он видел, как она выходит из тени садовых деревьев и дрожащим от волнения голосом называет свое имя. Да, она — простая девчонка и ничего не понимает в политике: но ей есть что сказать американскому журналисту, и она не побоится заговорить!
— Она просила, чтобы я поговорил с мужчинами, — продолжал Лайам, — убедил их не начинать войну из-за политических разногласий. Мы проговорили несколько часов — она немного говорила по-английски, я — довольно сносно по-испански. Клянусь тебе, Стью, я в жизни не встречал второй такой девушки, но… она была еще ребенком.
Лорен слушала молча, не перебивая.
— Марисала сказала, что боится за дядюшку — и, как оказалось, боялась не зря. — Лайам почувствовал, как подступает к горлу знакомая тошнота, и сжал зубы. После паузы он продолжил бесцветным голосом: — Мы с Сантьяго договорились встретиться через два дня в одном кафе в Пуэрто-Норте. Не знаю как, но об этом пронюхала тайная полиция. Они явились, чтобы арестовать нас обоих. Я понял: они знают, что я американский журналист, и сделают все, чтобы я исчез навеки. И я бросился бежать.
Лайам стоял у окна, пристально глядя на крыши соседних небоскребов. Он не мог взглянуть Лорен в лицо — боялся, что на лице его отражается ужас, пережитый в ту минуту. Оглушительная пальба за спиной, свист пуль, толчок, бросивший его лицом в грязь, и невыносимая боль…
— Мне удалось скрыться, однако я был серьезно ранен. Нелегально покинуть остров я не мог: ведь меня искала полиция. Мне некуда было идти — и я пошел к Марисале. И она меня спрятала.
— Продолжай, — кивнула Лорен.
— Я поправлялся долго и тяжело. Только через три месяца я встал с постели и лишь через шесть месяцев окреп настолько, что решился на побег с острова на рыбачьей лодке… — Лайам умолк, сжимая ладонями виски.
— А что случилось с Сантьяго?
— Все это время он провел в застенке. Мы даже не знали, жив ли он.
— А затем твой брат приехал и вытащил тебя оттуда?