Лайам, изумленный ее проницательностью, не знал, что ответить.
— Нет, — твердо ответил он наконец, хотя никогда прежде об этом не задумывался. Неужели он скрывает свои чувства… — Нет, — повторил он. — Я ничего не скрываю. Но, знаешь ли, есть время говорить и время молчать.
— Ты и этому собираешься меня учить? — спросила она, пристально глядя на свои сжатые кулаки. — Молчать и соглашаться?
— Когда я говорил с Сантьяго, — тихо ответил Лайам, — он сказал, что месяца через два собирается в Бостон. Я хочу, чтобы ты показала ему представление. И могу научить тебя, как это сделать. Если ты произведешь на него должное впечатление, он прекратит следить за каждым твоим шагом.
— Ты предлагаешь мне сдаться?
— Нет, победить с помощью военной хитрости.
Марисала вздохнула.
— Что ж, похоже, у меня нет выбора.
Лайам взял ее за подбородок и повернул лицом к себе.
— Выбор есть, — ответил он. — Я помогу тебе сделать выбор. Потому что, что бы ты ни говорила, мы друзья. И всегда останемся друзьями. И ты прекрасно знаешь: если бы мне пришлось серьезно выбирать между тобой и Сантьяго, я, не раздумывая, выбрал бы тебя.
Марисала прижалась щекой к его ладони.
— Прости, что я назвала тебя крысой, роющей нору в конском навозе.
Лайам поспешно отдернул руку и попытался подавить острый прилив желания шуткой.
— А сейчас притворяешься ты.
Но Марисала встала и, поймав его руку, поцеловала поочередно каждый палец. Лайам застыл, словно окаменев, подвластный ее искреннему порыву.
Сейчас он не смог бы отдернуть руку, даже если бы от этого зависела его жизнь.
— Мне действительно очень жаль, — прошептала она. — Прости меня, пожалуйста!
Марисала отпустила руку — и на секунду Лайам почти поверил, что испытал облегчение. Однако, когда она подошла ближе и коснулась его щеки, он не мог больше противиться истинной природе своих чувств. Ему отчаянно, до боли в губах хотелось ее поцеловать!
— Мы друзья, — повторила она. — С тобой я могу говорить все, что хочу. И ты тоже.
— Хорошо, — кивнул Лайам, все яснее понимая, что Марисала права. Он действительно лжец. Сколько раз он мечтал поцеловать ее — но ни разу об этом не сказал. Просто не смог.
И в этот миг Марисала обняла его — обняла крепко, по-дружески.
Лайам уткнулся лицом в шелковистую массу ее волос. Он чувствовал прикосновение ее упругой груди, стройные бедра… он чувствовал все.
И Лайам сдался.
Потом он не мог вспомнить, наклонился ли к ней или приподнял ее лицо. Да это было и неважно.
Главное — он все-таки ее поцеловал!
Как сладок был ее рот, как нежны губы! Лайам не мог сдерживать себя: повинуясь отчаянному желанию, он впился в ее губы, проник языком сквозь трепещущую завесу. Он целовал ее страстно, бешено, словно желал поглотить ее и сделать своей навеки.