— Нам нечего обсуждать.
Лайам сунул в холодильник последний бумажный пакет и принялся расхаживать по кухне. Марисала поняла, что он просто не в силах стоять спокойно.
— Мне так не кажется.
Лайам прижал ладонь к вискам, словно у него болела голова.
— Уже поздно. Пора спать.
— Интересное предложение. У тебя ляжем или у меня?
Лайам вскинул голову.
— Мара!
— Я пошутила. А ты… как ты всегда мне говорил? «Сядь и не дергайся».
Он опустился на стул, но и после этого не прекратил двигаться. Схватился сперва за перечницу, потом за солонку, затем начал нервно комкать в руках салфетки.
— Хорошо, давай поговорим.
— Отлично. — Она села напротив и положила руки на стол, словно послушная ученица. — Я начну первой. Мне понравился наш поцелуй.
Лайам прикрыл глаза.
— Боже, — простонал он, — я так и думал, что ты не станешь облегчать мне жизнь!
— Не понимаю, о чем ты, — заметила она. — В чем проблема? Мы с тобой поцеловались. Мне это понравилось. Как тебе — не знаю.
— Черт возьми, мне это совершенно не понравилось!
В первое мгновение эти слова больно ударили Марисалу — но тут же она поняла, что Лайам лжет. Вот глаза его — те говорят правду.
Она рассмеялась, гордо вскинув голову.
— Врешь. Тебе это понравилось не меньше, чем мне, — может быть, даже больше.
Лайам закрыл лицо руками.
— Да. Ты права. Мне было чертовски хорошо. Но я не должен был этого делать. И сейчас мне стыдно за свою слабость. — Он шумно вздохнул и прикрыл глаза. Открыв их снова, уставился на кухонную дверь и не отрывал от нее глаз в продолжение всей своей речи. — Мара, я не думаю о тебе как о женщине. Ты для меня — ребенок. Маленькая девочка. Сестренка. Я должен заботиться о тебе, а не использовать тебя в своих интересах. И, уж конечно, не набрасываться на тебя с поцелуями. — Лайам наконец решился взглянуть ей в глаза. — Я люблю тебя, малышка, но люблю иначе.
Он не думает о ней как о женщине… Марисала готова была, если нужно, спорить с ним всю ночь — но этот аргумент не приходил ей в голову.
— Прости, если я заставил тебя поверить…
Но Марисала прервала его. Сейчас она хотела одного — чтобы этот разговор поскорее закончился.
— Не надо. Тебе нет нужды извиняться. Я ни во что такое не поверила. То есть… — Она глубоко вздохнула и попыталась улыбнуться. Как ни странно, это ей удалось. — Я просто хотела сказать, что этот поцелуй был чем-то особенным. И для тебя, и для меня.
Лайам кивнул. Глаза его оставались непроницаемыми.
— У нас с тобой в жизни было немало «особенного».
Марисала тоже кивнула и поднялась с места. Щенок поднял голову. Марисала присела и погладила собаку.