Нет. Они с Марисалой действительно занимались любовью — но только во сне.
Лайам откинулся на подушку и закрыл глаза, стремясь изгнать из памяти навязчивые образы сновидения. Еще неизвестно, какие сны хуже — о тюрьме или о Марисале! И то, и другое заставляет его просыпаться в холодном поту.
— А теперь еще один горячий хит! — объявил диск-жокей по радио.
Он говорил по-испански, но Лайам понимал все до последнего слова. Удивительно, как быстро возвращаются старые навыки! Но Лайам не хотел этого. Больше всего на свете он желал забыть все. Войну, Сан-Салюстиано, свой испанский… Все.
Даже Марисалу. Нет: особенно Марисалу.
Лайам повернулся на бок и, протянув руку, выключил радио. Затем встал, принял душ, натянул шорты и рубашку поло. Сегодня они с Марисалой должны найти квартиру. Другого выхода нет — ведь занятия начинаются через несколько дней!
На самом деле Лайама беспокоило другое: сколько пройдет времени, прежде чем Марисала поймет, что его разговоры о «девочке» и «младшей сестренке» — жалкая ложь? Тогда-то она действительно проберется ночью к нему в спальню… Он не сможет сопротивляться, и их дружба — как и его дружба с Сантьяго — пойдет прахом.
Лайам спустился вниз. Еще на лестнице до него долетел запах свежего кофе.
Лайам подобрался и вошел на кухню. Было раннее утро: он подозревал, что Марисала стоит у плиты в ночной рубашке. По прошлому опыту он знал, что она обычно спит в длинной футболке, открывающей стройные загорелые ноги… «Господи, помоги мне!» — взмолился Лайам.
Однако Марисала была одета. Лайам увидел на ней шорты до колен и майку-безрукавку, открывающую татуировку на плече — три алых языка пламени. Символ борцов за свободу Сан-Салюстиано.
В первый раз Лайам увидел эту татуировку, когда Марисала со своим отрядом вытащила его из тюрьмы. Татуировка, шрам на лице, автомат, с которым Марисала обращалась так ловко, словно он был продолжением ее тела, — все это болезненно напомнило Лайаму о ее трагически оборвавшемся детстве и горькой юности.
Марисала стояла, прислонившись к кухонному столу, с кружкой в одной руке и листом из воскресной газеты — в другой. Она что-то говорила на своем родном языке.
Несколько секунд понадобилось Лайаму, чтобы сообразить: она обращается не к нему и даже не к щенку, который весело возился на полу, вцепившись зубами в какую-то тряпку.
За кухонным столом сидели мужчина и женщина: оба бедно и неряшливо одетые, а женщина к тому же явно на последних месяцах беременности. С ними-то и беседовала Марисала.
«Черт побери, а эти откуда взялись?» — спросил себя Лайам. Но не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться: сегодня утром Марисала снова отправилась на прогулку и привела с собой еще двоих бродяг.