— Ну, теперь еще раз! — подбадривала роженицу Марисала. — Осталось совсем немного!
Инес душераздирающе вскрикнула, и младенец, освободившись из материнского ложа, упал на руки Лайаму — крохотный, красный, копошащийся живой комочек. Ребенок был скользким от крови, и Лайам вдруг испугался, что его уронит. Рядом пульсировала пуповина, еще соединяющая младенца с матерью.
— Боже мой, мальчик! — выдохнул Лайам.
Да, это был мальчик. Новый человек пришел в мир, и перед ним расстилалась жизнь — жизнь, полная надежд, обещаний и неисчислимых возможностей.
Новорожденный с громким всхлипом втянул в себя воздух и издал первый в жизни громкий, визгливый крик.
Плач младенца вдруг напомнил Лайаму о кошмарных снах — но усилием воли он отбросил дурные мысли. Сейчас не время и не место об этом вспоминать.
— А теперь — последнее усилие, — хриплым от напряжения голосом говорила Марисала. — Последний раз — и ты возьмешь на руки своего сына!
Инес плакала — но не от боли. Она забыла о боли, как только увидела ребенка. Марисала помогла женщине усесться поудобнее, и Лайам бережно протянул ей сына.
Гектор пришел в себя, хоть и был по-прежнему бледен. Делая вид, что не замечает испачканных кровью простыней и полотенец, он подошел к жене, взглянул на красный комочек плоти, шевелящийся у нее на руках — и застыл, потрясенный, словно увидел самое прекрасное зрелище на свете.
Да так оно и было.
Никогда еще Лайам не видел ничего прекраснее этого ребенка.
Раздался звонок в дверь, громкий и настойчивый, требовательный. Кто-то, не отпуская, давил на кнопку звонка.
— Вот и помощь подоспела, — пробормотала Марисала. — Отлично, как раз пора обрезать пуповину.
Лайаму не хотелось открывать дверь. Сейчас сюда войдут чужие люди, увезут Инес с ребенком в клинику… К чему это? Он сам позаботится о ней и о малыше. Лайам хотел взять ребенка на руки, взглянуть в его красное сморщенное личико, еще раз поприветствовать нового человека, пришедшего в мир. Хотел продлить это давно забытое ощущение мира и надежды. Боже, он так давно не испытывал ничего подобного…
Но снова послышался звонок, и Лайам, вытерев руки полотенцем, пошел открывать.
На пороге стояли двое — мужчина и женщина в белых халатах. Лайам провел их в спальню и стоял у дверей, пока они с помощью Марисалы перерезали младенцу пуповину и заворачивали его в чистое полотенце.
Потом Марисала, измученная, но сияющая от радости, подошла к Лайаму. Новое платье ее было погублено: его уже не отстираешь. Но никогда еще Лайам не видел на ее лице такого счастья.
— Ты держался великолепно, — сказала она.