Ирина взяла ключ, но с места не поднялась.
— Если ты думаешь, что я здесь третий час торчу потому, что… — начала Ирина и поймала себя на готовом сорваться вранье, разозлилась, сбилась, и с вызовом продолжила: — Да! Я здесь в том числе и потому, что хотела… увидеть, как ты… тебя… тебе… Словом… Но главное другое! Главное — твоя болезнь. И вот что я как врач…
— Леший с ней, с болезнью, — устало перебила Мария Петровна. — Иди домой!
— Я должна…
— Ничего ты мне не должна! Запомни! А сейчас уходи! Нет больше моих сил. Прощай, дочь!
Мария Петровна смотрела на нее с беспомощным и фатальным обожанием. Так, наверное, смотрит на последний рассвет или закат умирающий, желая насладиться солнечными лучами, понимая собственную неспособность изменить роковой ход событий. Мария Петровна считала себя умирающей. Но Ирина так не думала.
— Хорошо! — тряхнула она головой, будто отгоняя сомнения, ломая старые препоны. — Рассказывай!
— Что рассказывать?
— То, что тебе не терпелось выложить: как ты меня бросила.
За сегодняшний вечер нервы, эмоции Марии Петровны столько раз оказывались наряжены до предела, звенели тетивой, рвались в клочья, казалось, они не выдержат еще одной нагрузки. Выдержали! Ее нервы из титановой проволоки. Только на секунду оглохла от волнения, лицо передернулось от множественных тиков, руки будто подпрыгнули и затряслись.
— Спокойно! — подавшись вперед, приказала Ирина. Она схватила мать за руки и прижала их к коленям. — Успокойся! Все в порядке! Укол сделать?
— Нет, извини! Горло пересохло, смочить бы. Может, чаю?
— Пошли, — поднялась Ирина. Она тихо крякнула, наступив на больную ногу. «А у матери, наверное, ожоги саднят, — подумала она. — Опять на кухню. Действительно, как лошади на заданном маршруте».
8
На кухне Ирина, опередив мать, взяла чайник, потрясла им в воздухе — воды на донышке. Набрала из крана, поставила на газ.
Мария Степановна, точно гостья, скромно присела на угловой диванчик. Ирина убрала в раковину грязные тарелки и чашки, оглянулась в поисках чистых.
— В шкафчике перед тобой, — подсказала Мария Петровна.
Ирина достала посуду, поставила на стол, села напротив матери.
— Точно укол не требуется или капли?
— Со мной все в порядке, — ответила Мария Петровна, — то есть не в порядке… ерунда. С чего же мне начать? Родилась в сорок пятом, четыре годика было, когда родителей репрессировали… кажется, я это уже говорила… как чувствовала… Рассказывала тебе, а сама внутренне удивлялась: «Чего это я разоткровенничалась, биографию сопливой девчонке выкладываю?» Ох, ты не обижайся на «сопливую девчонку», я всех… я же не знала… а выходит, не напрасно болтала… Тьфу ты, японский городовой! Мысли пляшут, слова путаются!