— Самое трудное в жизни не большую ложь победить, — говорила Мария Петровна, — а маленькую правду опровергнуть. Наши с Колей отношения начались с моей пронырливости — маленькая правда. От нее следа не осталось, все любовь победила, но слова из песни не выкинешь.
— Дальше, — попросила Ирина, — только факты.
— Без материнского благословения Коля жениться не мог. Выражение-то какое старорежимное! Благословение! Как у гнилых аристократов! То есть они… конечно… ты знаешь, были настоящими аристократами, благородными, ити их в душу… Прости!
Но и я не лыком шита, у меня свои козыри найдутся. Древний как мир бабий способ — забеременеть, захомутать мужика. Отсюда и начинаются все мои грехи, жизнь покореженная и позор несмываемый. Я не ребенка хотела, не матерью мечтала стать, а парня к себе привязать, матери его нос утереть да в Москве зацепиться. Ребенок — только средство, материнские инстинкты не проклюнулись, потому что я борьбой с врагами была занята — с Колиной мамой да и с ним самим, с его бесхребетностью. Не знала, чем эта борьба обернется, как аукнется. Сейчас у меня опухоль злокачественная в теле. А тогда я себе рак смертельный и смердящий в душу поселила. И всегда помнила, что душа моя — гнилая, осмеянная, освистанная, постыдная.
Узнав о моей беременности, Коля повел себя достойно. Возможно, первый раз в жизни отчаялся пойти против воли матери. Только никакого «против» не было. Маргарита Ильинична заранее все просчитала и снова меня вокруг пальца обвела. Приходим мы к ним домой, Коля мужественно объявляет: «Мы с Марусей поженимся. У нас будет ребенок». Я думала, Маргарита Ильинична в конвульсиях от ярости забьется, а она ручками радостно всплеснула: «Ребенок — это прекрасно! Какое счастье! Я тебя поздравляю, сыночек! Подойди, я тебя поцелую!» Колю лобызает, а на меня — ноль внимания, как на старую мебель. Коле неловко, он мать ко мне поворачивает: поздравь и Марусю. Удостоилась и я «поздравления»: Маргарита Ильинична холодно сказала, что видела в комиссионке ширму, надо купить, чтобы перегородить комнату.
Никакой личной жизни за ширмой у нас не получалось. По ночам боялись лишний раз кроватью скрипнуть, потому что мамочка в трех шагах, вздыхает, ворочается, свет включает, гремит склянками, лекарство пьет. Коля откликается: «Мамочка, тебе плохо?» — «Не беспокойся, сыночек! Но если тебя не затруднит принести мне горячую грелку, буду очень благодарна». Коля вскакивает, бежит на кухню воду греть. И днем Маргарита Ильинична дома торчала. Договорилась в издательстве, Коля ей рукописи привозил, она редактировала, он отвозил. Может, я лишнего на свекровь наговариваю, но в ее болезни я не верила, считала, из вредности она дома сидит. Ты родилась, болезни как корова языком слизнула. А мы с мужем на чердак бегали целоваться, точно бездомные.