Ну да ты уже, конечно же, догадался, что это и был Ахилл. Почему рядился девушкой? О, непременно, непременно расскажу! Презанятная, кстати, история! Но — после, после: не хочу покуда прерывать этот рассказ. Что же до чумы — то намного страшнее всякой чумы оказалась потом для врагов эта "дeвица", которую вез тогда Агамемнон в странной повозке. Спросить бы о том у троянцев — да не спросишь: не осталось никого из них в живых...
Ладно... Подступаем мы, стало быть, к стенам Птелея, выстраиваемся, гремим щитами. Вскоре выходит из города царь Фридон, желает говорить с Агамемноном. Начинают переговоры. Фридон — как у него заведено: "...по обычаю предков...", "...как угодно воле Зевса...", "...если ваш одолеет — тогда... Ну а если вдруг — наш, если так будет угодно богам..."
Странное дело, Агамемнон ему ни словом не перечит, кивает только и усмешку прячет в усах. А над чем потешается? Над своим же позором, который последует с такой же неминуемостью, как за вечером следует ночь?
Я недоумевал: как он легко на все условия Фридона согласился! Лишь два своих поставил условия: во-первых, если все-таки победит наш воин, то не быть больше Фридону здешним царем, уйдет в Микены как пленник, а городом будет править наместник, назначенный Агамемноном; а во-вторых — чтоб оба они не единожды поклялись, что все будет в точности так, как договорено, а трижды. Трижды именем самого Зевса, и в присутствии трех жрецов. Уж такую-то клятву нарушить никто наверняка не осмелится.
Фридону — что? Он бы и десять раз именами всех олимпийцев поклялся — у него как-никак имелся Бусилай, — а на что вот надеялся наш Агамемнон?..
Скрепили клятву, после чего Фридон взмахнул рукой, и сразу вслед за тем из-за ворот появляется...
Много неприятных мгновений бывало в моей долгой жизни, дорогой Профоенор, но тот миг, когда из ворот города вышел этот самый Бусилай, был, признаюсь тебе, все-таки одним из самых неприятных. Да, надо было на этого Бусилая посмотреть! Страх да и только! Вышел — и зарычал, как зверь, рыком, подобно льву, вызывая на бой.
Микенские гоплиты, ты знаешь, не робкого десятка, но тут сникли все, не спешит никто принимать вызов исполина: все же пасть в большом сражении — это одно, а чтобы тебя вот такое чудовище просто раздавило, как навозного жука, — такой участи ни один воин не заслужил.
А фригийцы свистят, хохочут со стен:
— Что, герои микенцы, со страху обделались?! Это вам не с девками это самое!..
— Зато царь, царь у них больно храбрый! Эй, Бусилай, отделай-ка ихнего царя!
— Давай, отделай его тем копьем, что у тебя всегда при себе, промеж ног!