— Я тебя разбудил? — Это снова был Йенс.
— Не важно, — сказал Харри.
— Я круглый идиот. Даже не знаю, рассказывать тебе или нет.
— Ну и помирай идиотом.
Возникла пауза, только послышался звон монетки, которую опустили в телефон-автомат.
— Я шучу. Давай рассказывай.
— Хорошо, Харри. Я не спал и все думал, пытаясь вспомнить, что и когда я делал в тот вечер. Представляешь, я могу в мельчайших подробностях описать валютные операции, которыми занимался несколько месяцев назад, но не в состоянии припомнить простые факты, сидя в тюрьме по подозрению в убийстве. Ты меня понимаешь?
— Вряд ли это из-за ареста. Разве мы уже не обсуждали это?
— Ладно, вот что случилось. Ты помнишь, как я сказал, что выключил телефон в тот вечер, оставшись в офисе поработать, правильно? Я лежал сейчас и думал, что кто-то ведь мне звонил, и этот звонок записан на магнитофон. Перекодировать время там нельзя, в отличие от той видеозаписи на парковке.
— И что это доказывает?
— То, что я сам находился в тот момент в офисе и мог звонить оттуда, хотя входящие звонки и были отключены. Я позвонил секретарше и велел ей проверить магнитофон. Она нашла запись, и тут я вспомнил все. В восемь часов я сам звонил сестре в Осло. Можешь проверить.
Но Харри и не думал делать этого.
— Твоя сестра может обеспечить тебе алиби, а ты о ней даже не вспомнил?
— Да. А знаешь почему? Потому что ее не было дома. Я просто оставил на ее автоответчике сообщение, что звонил ей.
— И ты этого не вспомнил? — снова повторил Харри.
— Черт возьми, Харри, подобные вещи забываешь еще до того, как кладешь трубку, разве нет? Разве ты сам помнишь все свои телефонные звонки, на которые не получил ответа?
Харри был вынужден признать его правоту.
— Ты уже говорил со своим адвокатом?
— Еще нет. Я хотел сперва рассказать это тебе.
— Хорошо, Йенс. Позвони сейчас адвокату, а я пошлю кого-нибудь к тебе в офис, чтобы проверить твои слова.
— Подобная запись на пленке является доказательством в суде, как тебе известно, — голос Йенса зазвучал напряженно.
— Брось, не волнуйся. Теперь они тебя отпустят.
Брекке шумно вздохнул в телефонную трубку:
— Пожалуйста, повтори это еще раз, Харри.
— Теперь тебя отпустят.
Йенс странно хохотнул.
— В таком случае я угощаю, инспектор.
— Не надо.
— Почему же?
— Я полицейский.
— А я на допросе.
— Не надо, Йенс.
— Как хочешь.
С улицы донесся хлопок: может, взорвалась хлопушка или лопнула шина.
— Я подумаю.
Харри положил трубку, вошел в ванную и посмотрел на себя в зеркало. Сколько же можно, спрашивается, пребывать в тропиках и оставаться таким бледным? Он никогда особенно не любил загорать, но в былые времена загар прилипал к нему как-то быстрее. А может, образ жизни, который он ведет в последний год, повлиял на пигментацию кожи? Он плеснул себе в лицо холодной водой, вспомнил о загорелых пьянчугах из «Шрёдера» и снова воззрился на свое отражение в зеркале. Что ж, солнце, по крайней мере, подарило его носу багровый алкоголический цвет.