— Расскажи-ка лучше о дяденьке с конфетами. Что происходит в его мозгу?
— Да то же, что в твоем и моем, Харри, только с некоторыми исключениями.
— А какими?
— Во-первых, не стоит делать обобщений, мы ведь говорим о людях. Во-вторых, это не моя область, Харри.
— Но ты знаешь об этом больше, чем я.
— Ну хорошо. У педофилов обычно низкая самооценка и так называемая хрупкая сексуальность. Короче, они не уверены в том, что смогут удовлетворить сексуальные потребности взрослого человека, опасаются, что не справятся. И, только находясь с ребенком, они чувствуют, что контролируют ситуацию, и могут утолить свое влечение.
— Как именно?
— Так же разнообразно, как и другие люди. От безобидных поглаживаний до изнасилования и убийства. Это зависит от них самих.
— И в таком случае все валят на тяжелое детство и условия жизни?
— Во многих случаях насильники сами оказывались жертвами сексуального домогательства в детстве. Та же картина, как с детьми, которых били дома: они становятся такими же и избивают своих жен и детей. Воспроизводится поведение, увиденное в детстве.
— Почему?
— Может показаться странным, но это, скорее всего, связано с той ролевой моделью взрослого, к которой ребенок привык и которая дает ощущение надежности.
— Как их определить?
— Что ты имеешь в виду?
— По каким особым признакам я могу выделить педофила?
Эуне что-то проворчал.
— Мне жаль, Харри, но думаю, эти люди ничем особенным не отличаются. Как правило, это мужчины, они часто живут одни, и у них проблемы с социальной адаптацией. Но даже если они носят в себе сексуальное отклонение, они вполне способны прекрасно проявлять себя в других сферах жизни. И они могут встретиться тебе повсюду.
— Повсюду? И как ты думаешь, сколько их обретается в Норвегии?
— Очень трудный вопрос. Слишком уж размыты границы нормы. В Испании, например, двенадцатилетние уже считаются сексуально зрелыми, и в таком случае как нам назвать того, кто возбуждается только при виде девочек пубертатного возраста? Или того, которого возраст не волнует, лишь бы сексуальный партнер обладал такими качествами ребенка, как безволосое тело и нежная кожа?
— Понимаю. Они выступают в разных обличьях, их много, они повсюду.
— Стыд заставляет их искусно маскироваться. Большинство из них всю жизнь умело скрывает свои наклонности от окружающих, и единственное, что я могу сказать, так это то, что полиция выявляет лишь ничтожно малую часть таких людей.
— Каждого десятого.
— Что ты сказал?
— Так, ничего. Спасибо тебе, Оддгейр. Я, кстати, завязал.
— Сколько уже дней прошло?
— Восемьдесят часов.