— Пойдемте к костру.
Мадам Мина послушно встала, сделала шаг вперед и остановилась как вкопанная.
— Почему вы остановились? — спросил я.
Она покачала головой и села на свое место. Затем, взглянув на меня широко открытыми глазами как бы только что проснувшегося человека, просто сказала:
— Не могу.
Я обрадовался: то, чего не может она, не могут и те, кого мы боимся. Значит, душа ее защищена!
Тут лошади начали фыркать, рваться на привязи — я подошел к ним; почувствовав мою руку, они негромко заржали, норовя лизнуть меня в щеку, и на время успокоились. За ночь я несколько раз подходил к ним, и каждый мой приход успокаивал их. В самый холодный час ночи, когда начал мести снег и опустился студеный туман, огонь стал угасать; я старался поддерживать его. Однако даже в темноте наблюдалось какое-то свечение, будто светился снег; мне стало казаться, будто круговорот снежинок и клубящийся туман принимают форму женщин в длинных одеяниях. Царила гробовая тишина, лишь временами было слышно негромкое, испуганное ржание лошадей. Страх стал одолевать и меня, но мне удалось взять себя в руки: в пределах своего круга я был в безопасности. И все же не мог избавиться от мысли, что мои видения — следствие ночи, мрака, усталости и тревог. Предо мной словно оживали воспоминания об ужасных приключениях Джонатана: снежинки вдруг закружились в туманной мгле, приняв в конце концов облик тех призрачных женщин, которые хотели его поцеловать. Вот и лошади стали дрожать, жаться друг к другу и постанывать от страха, как человек от боли. Я испугался за мою дорогую мадам Мину, когда эти призрачные фигуры приблизились и окружили нас. Моя спутница сидела спокойно и улыбалась мне; когда же я двинулся к огню, чтобы поворошить дрова, она схватила меня за руку, потянула к себе и прошептала таким тихим голосом, какой мне приходилось слышать лишь во сне:
— Нет, нет! Не выходите! Здесь вы в безопасности!
Я повернулся и, глядя ей в глаза, спросил:
— А вы? Ведь я за вас боюсь!
Тут она тихо и неестественно засмеялась:
— Боитесь за меня! Чего ж за меня бояться? Уж мне-то их бояться нечего.
И пока я размышлял над смыслом ее слов, порыв ветра раздул пламя и осветил красный знак на ее лбу. И тогда — увы! — я понял. А если бы не понял в ту минуту, то понял бы чуть позднее, когда призрачные фигуры приблизились вплотную к кругу, не переступая, однако, его границу. Они стали материализоваться, и наконец, если только Господь не лишил меня рассудка, предо мной стояли три женщины, которых Джонатан видел в той злополучной комнате, где они соблазняли его. Гибкие фигуры, блестящие, холодные глаза, белые зубы, румяные щеки, сладострастные губы. Их смех звенел в ночной тишине, они улыбались бедной мадам Мине и, простирая к ней руки, шептали завораживающими, как хрустальные колокольчики, голосами: