В люке вновь показался Овсянкин.
— Сумку найди, — попросил он и тут же отвел взгляд.
Это неожиданно разозлило.
— Сам ищи!
Эля подхватила пакет с овсом и, отпихнув Альку на лестнице, полезла вниз.
— Вы там что, овес ели?
Миша сейчас мог говорить все, что угодно. Он их вообще мог убить. И правильно сделал бы.
— Мы думали, никого нет, — Эля старательно смотрела в сторону.
— А если бы вас сторож снял и все Петровичу рассказал? — зло шипел Миша. Из его слов выходило, что сам он Петровичу ничего говорить не собирался. — Что вы там себе за свадьбу устроили?
Эля изучала крапинку на двери ближайшего денника, словно зацепилась за этот незначительный бугорок и теперь не могла отвести взгляда.
— Никакой свадьбы не было, — Алька отобрал у Эли пакет с овсом и пошел к входным дверям. — Мы Кутузова пришли ловить.
Он сыпанул зерен на порог, пятясь, пошел обратно, оставляя после себя неровную бежевую дорожку.
— Слушайте! Вы совсем, что ли, с головой раздружились? — Миша резким движением выхватил у Овсянкина пакет. — Какой Кутузов? Зачем вы туда залезли?
— У нее, — Алька коротко кивнул на замершую Элю, — глюки. Призраков видит. Мы хотели насыпать зерна, чтобы проверить, приходит ли конь на самом деле. Если бы он пришел, оставил бы следы.
— Разделись вы тоже для этого?
— Там ходил кто-то. — От пережитого потрясения губы не слушались. Мышцы забыли, как складываться для того, чтобы получались слова. Эле захотелось размять их руками, помочь самой себе.
— Начинается, — простонал Миша. — Кто еще у вас там ходил?
— Не знаю, — равнодушно пожал плечами Овсянкин. — Шаги какие-то были.
Все внезапно стало глупо и ненужно. Эля отлепилась взглядом от двери, вздохнула.
— Креститься надо, когда кажется, — буркнул Миша, уходя в каптерку.
Они с Овсянкиным остались одни. Всхрапывали потревоженные ночным визитом лошади, под их копытами шуршали опилки.
— Извини, — пробормотал Овсянкин. Он еще что-то хотел сказать, вдохнул для этого, но промолчал. Стоял, покачиваясь, на границе зерновой дорожки. — Я сам не понял, как это получилось.
— Сегодня никакие призраки уже не появятся, — сказала Эля. — Я домой пойду.
— Топайте сюда, охотники за привидениями! — позвал из каптерки Миша.
Но Овсянкин стоял и стоял. В его лице, в каждом его мелком движении собирались слова, которые он никак не мог произнести.
— Дурак, — прошептала Эля.
Она побежала в каптерку, и все то, что они должны были друг другу сказать, рассыпалось, раскололось о бетон пола, утянуло в щели под дверями денников. На пороге каптерки она оглянулась. Альки не было. Он ушел, неслышно прикрыв за собой дверь конюшни. На овсяной дорожке остался его одинокий след.