Орлы над пропастью (Токтаев) - страница 10

— Мой отец, — сказал Север, — подтвердил ценз всадника, когда мне исполнилось семнадцать. Благодаря этому я через год избрался в трибуны. А иначе вступил бы в легионы рядовым.

— Остается только порадоваться за твоего уважаемого батюшку. Север, конница Митридата превосходит нашу количественно и качественно, но упрямые индюки вроде Носача ее недооценивают. Три наших армии Митридат уже разбил. Три, Север!

— Сулла взял Афины и победил под Херонеей, — спокойно ответил Квинт, — без превосходства в коннице.

— Сулла... — оскалился Фимбрия, — пусть Сулла бьет понтийцев там, в Греции. Войну можно выиграть только здесь, в Азии. Только здесь, Север, где средоточие мощи Митридата! Тому, кто одержит победу здесь, вся слава и достанется. А Сулла пусть возьмет хоть сто Афин.

— Ищешь славы победителя Митридата, Гай Флавий? — прищурился Север.

Фимбрия внимательно посмотрел ему в глаза.

— А чего ищешь ты?

— Я? — Квинт помедлил с ответом, подбирая слова, но повисшая пауза истолковалась легатом по-своему и он добавил:

— Эти легионы собрали с трудом, вербовщики по большей части впустую намозолили языки, суля золотые горы добычи. А все Сулла. Он, как меч над шеей Рима, его боятся больше, чем понтийского царя. И тут возникает Квинт Север, доброволец, который горит желанием отправиться в поход. На кого, на Митридата? Оказывается, вовсе нет.

— Ты мысли читаешь, легат? — поднял бровь Квинт, — я никому...

— Мысли, похоже, у нас умеет читать Серторий.

— А-а. Нет, он не умеет. Тут все гораздо проще. Мы с ним хорошо знакомы еще с Испании. Оба служили под началом Тита Дидия, когда он воевал с кельтиберами. Я совсем еще мальчишка, только что был избран в трибуны, все удивлялся, как мне это удалось, — Квинт усмехнулся, — у отца нет лишних денег на покупку голосов...

— Ты стал клиентом Дидия? — перебил Фимбрия.

— Нет. Им стал Серторий, мы же оба провинциалы, но он сильнее хотел продвинуться, искал влиятельного покровителя. Я не столь амбициозен. Поэтому до сих пор сам по себе.

— Продолжай.

— Ну, — Квинт поскреб подбородок, заросший трехдневной чуть рыжеватой щетиной, — война протекала удачно, Дидий получил триумф. А потом... Мы снова встретились в Союзническую. В Самнии, у меня на родине...

Квинт замолчал, разглядывая шлем легата, лежавший на столе. Фимбрия тоже не говорил ни слова, внимательно изучая лицо Севера, на котором, как на листе папируса читались тяжелые воспоминания.

— Серторий знает — я сделаю все, чтобы предотвратить гражданскую войну. Поэтому он и написал мне то письмо, — трибун поднял глаза на легата, — заморские цари, они где-то далеко, Гай Флавий, мне нет до них дела. Но война на родине... Как вспомню...