Лагерь ликовал. Солдатам выставили вина и выплатили жалование за три месяца вперед. Сулла провел смотр легионов, награждая отличившихся. Вечером был устроен пир для старших командиров. Все важные разговоры отложились на следующий день.
— Я полагаю, Архелай совершенно уверен, что Митридат примет мои условия.
— Почему? — поинтересовался Лукулл, жадно внимавший рассказу проконсула о случившемся с армией за почти годичное отсутствие легата.
— Он уже начал выводить свои гарнизоны из городов, где они еще оставались, тем самым избавляя нас от ненужных хлопот.
Сулла облачился в тогу, чего с момента высадки в Греции делал не более десяти раз, и потягивал хиосское из позолоченного кубка, возлежа возле стола, заваленного отчетами. Походная обстановка надоела, хотелось ощутить себя в привычной, мирной атмосфере, поэтому доклады подчиненных Луций Корнелий выслушивал не за столом походной канцелярии, а здесь, в заднем отделении претория, своих личных покоях. Раб-массажист стоял за спиной и разминал плечи хозяина прямо через одежду.
Лукулл тоже ничем не напоминал подчиненного, отчитывающегося перед начальником: он пребывал в той же позе, с таким же кубком в руке.
— Значит, война окончена?
— Не думаю, — Сулла жестом отослал массажиста и поманил замершего в темном углу виночерпия, указав на свой почти пустой кубок, — царь вряд ли согласится. Мы загоняем его обратно в Понт. Это неприемлемо для Митридата.
— Почему ты так считаешь, Луций Корнелий?
— Я изучал его. Расспрашивал пленных, из тех, кто обретался поближе к трону. Не такой он человек. Не смирится.
— Не смирится... — медленно, словно взвешивая эти слова на весах судьбы, протянул легат, — значит, война продолжится.
— Да, но теперь уже только весной. Все его войска здесь разбиты, новых морем не перебросить. Испортилась погода, да и мы теперь больше такого не позволим. Твоими стараниями, Луций, ты отлично справился, пью за твое здоровье, — Сулла поднял кубок.
Лукулл с достоинством кивнул и тоже отпил вина.
— Уже увиделся с Марком? — спросил Сулла.
— Мельком. Обнялись и тут же разбежались по делам.
— Успеете еще наговориться. Полагаю, ему не терпится услышать повесть о твоих подвигах из первых уст.
— Как ты оцениваешь его службу?
— Все Лукуллы рядом со мной — в первых рядах по доблести, Марк не исключение. Хоть он и зовется Теренций Варрон, родная кровь говорит сама за себя[121]. Я назначил его квестором в Первом легионе, и он прекрасно справляется со своими обязанностями.
— Приятно слышать. Собственно, я никогда не сомневался в его способностях.