Его товарищ с винтовкой что–то громко крикнул. Горец–одиночка тут же метнул в его сторону кинжал, пытаясь не столько попасть во врага, сколько заставить его отшатнуться, — и его расчет оказался верным. Едва бандит с винтовкой отшатнулся от летящего в его сторону клинка, как «князь» упав на одно колено, подобрал с земли чужой револьвер и, не поднимаясь на ноги, выстрелил. Одного выстрела оказалось достаточно: попавшая в грудь противника с расстояния в несколько метров револьверная пуля отбросила его прямо в ручей, и в воде вниз по течению протянулась красная полоса.
Горец в черной чохе стремительно кинулся в сторону последнего из своих противников. И хотя тот не выпустил из рук оружия, никакого вмешательства не потребовалось: разбойник в бурке не шевелился. Видимо, само по себе падение оказалось неудачным, и, в сочетании с массой упавшего на него тела, все эти напасти напрочь выбило из горемыки дух.
Тем временем путешественник, кряхтя и охая, пытаясь подняться с земли. Победитель, не сводя с него револьвера, присел на корточки, выдернул винтовку из рук покойного врага, после чего встал и, не спуская взгляда ни с неожиданного спасителя, ни с жертвы его падения, пошел к лежащей на земле кобуре.
Путник встал на ноги, проводил взглядом ловкого абрага, после чего, не в силах стоять на ногах, рухнул на колени. Так он наблюдал, как горец осматривает трупы и собирает свои вещи с земли. Бежать он не пытался, да и вообще, судя по его отсутствующему виду, он не до конца понимал, на каком свете находится.
Минут через десять абраг сложил на бурку убитого все свои трофеи, подошел к невольному спасителю и что–то сказал по–грузински. Тот, показывая, что не понимает, о чем идет речь, замотал головой. «Князь» понимающе кивнул, видимо, подбирая нужные слова, помолчал несколько секунд, а потом протянул путешественнику руку.
— Спасибо тебе, добрый человек. Ты мне жизнь спас. Не только жизнь — честь мою спас. Нельзя мне умирать пока мой кровник живой. А если я живой — значит, кровник мой мертвый будет. Будь мне другом. Братом мне будь. Меня зовут Дато Туташхиа.
– А меня… – начал его невольный собеседник – и в замешательстве умолк. В его голове разом возникло несколько имен. Не понимая, какое же из них принадлежит ему, путник испуганно вздрогнул: он и в самом деле толком не помнил, кто он такой и как его зовут. Молодой человек инстинктивно попытался уцепиться за какое–нибудь воспоминание – но те рвались, как гнилые веревки. Странник зажмурился: перед глазами суматошной метелью неясных образов и видений мелькнула смутно знакомая картина: шаткая металлическая ограда под ногами, звезды над головой, какая–то странная музыка, которая бесит, просто до исступления доводит, но и зовет. Шаг – и падение… Нить оборвалась. Почти тотчас же удалось уцепиться за другую, но тоже очень зримую: на несколько мгновений перед глазами мелькнула виденье тюремной решетки и неправдоподобно яркого кусочка неба, а в голове отчетливо прозвучал грозный бас старшего тюремного надзирателя одесского тюремного замка. Уж эту–то фамилию нипочем не забыть!.. Вот только причем здесь надзиратель? Вопрос так и остался без ответа.