— Сколько лет было бургграфу?
— Шестьдесят два.
— В таком возрасте люди имеют свойство умирать от разных болезней. Сердечный приступ, например. Отчего, господа, вы считаете, что его милость пал жертвой темной души?
— Он был здоров как бык и в свои шестьдесят два руками гнул подковы, мастер, — мрачно возразил ун Номанн.
Я вздохнул:
— Одно не исключает другого. В жизни все случается. И сердце порой отказывает при наличии поблизости хорошенькой девушки. Я бы не исключал такую возможность. Что говорят медики?
Управляющий встал с кресла, подошел к бару, налил вина помощнику мертвого бургграфа, затем себе и, глядя в окно, осторожно произнес:
— Мы не показывали тело докторам, мастер. По сути дела, о том, что его милость мертв, знаем лишь мы с вами, моя работница и двое моих охранников. Распространение слухов о смерти нежелательно. Во всяком случае, пока.
— По причине?
— Политика.
Это могло означать все или ничего.
— Мы будем скрывать информацию как можно дольше, — поддержал управляющего господин ун Номанн. — Во всяком случае, до начала следующей недели.
— Из чего следует, что судебные власти ничего не узнают.
— Это проблема?
— Нет, господин ун Номанн. Не для меня. Для вас.
Он понял намек и небрежно ответил:
— С бургомистром и его людьми я договорюсь.
— Где тело бургграфа?
— Двумя этажами ниже. В леднике. Желаете осмотреть?
— Чуть позже. Расскажите мне, господа, о том, что творится в этом славном заведении. О нет. — Я с улыбкой поднял руку, видя, как вытягиваются у них лица. — Не о том, что происходит каждую ночь, и не о том, какие люди приходят сюда. Меня интересует, были ли здесь убийства, самоубийства, внезапные смерти.
— За последние десять лет ничего подобного, — ответил ржав.
— Значит, бургграф стал первой и, надеюсь, последней жертвой. А раньше этих десяти лет? Кто-то умирал?
— Одна из девушек. Сгорела от лихорадки.
Похоже, ее я и видел в коридоре. Но это не та, кого мы ищем. Светлые души не способны на убийства.
— Все?
— Все.
— У бургграфа были враги? — С этим вопросом я обратился к ун Номанну.
— А у кого из нас их нет? — философски заметил тот. — При его положении и власти недоброжелателей хоть отбавляй.
— Поймите, мастер, — ржав расценил мое молчание по-своему, — на кону репутация и серьезные деньги.
— Репутация публичного дома! — фыркнул Проповедник.
— …И я готов заплатить за ваши услуги, просто назовите разумную сумму.
Я задумчиво посмотрел на них. Встал, спросив у управляющего:
— Можно воспользоваться вашим столом?
Тот растерянно развел руками:
— Если угодно.
Я извлек кинжал, заметив, что рука ун Номанна легко дернулась, как это бывает у тертых жизнью людей, когда рядом с ними кто-то внезапно обнажает оружие.