Я рисовал фигуру, не касаясь кончиком клинка полированной поверхности. Специально делал так, чтобы линии рисунка — холодные серо-стальные росчерки паутинки были видны не только мне, но и им. Собравшиеся внимательно наблюдали за моими действиями, а управляющий то и дело промакивал потеющее лицо батистовым платком.
Когда фигура была готова, я сделал шаг назад, не глядя отправил кинжал в ножны. Рисунок задрожал, потек и растаял в воздухе.
— Что это означает? — Ржав обратился ко мне за разъяснениями.
— Что в здании и поблизости от него нет никакого намека на темную душу или ее отголоски. В противном случае линии бы горели желтым и рисунок никуда не делся. Все же рекомендую показать тело лекарю. Возможно, он раскроет тайну смерти куда быстрее, чем я. И разрешит ваши сомнения. Пока, на мой взгляд, беспочвенные.
Тобиас Шмидт всплеснул руками:
— Разве стражи не обязаны вести расследование? Проверять любое подозрение на присутствие темной души.
Я негромко рассмеялся:
— Господин Шмидт, я только что сделал эту проверку. Поймите, мы физически не можем тратить время на то, чтобы искать в темной комнате отсутствующую темную кошку. Не обижайтесь, но на свете много разных людей. Некоторым из них что-то кажется, чудится, и они начинают считать, что во всех их бедах виноваты темные души.
— Буквально вы говорите, что в мире много сумасшедших, которые больше мешают, чем помогают, — серьезно произнес ржав.
— Совершенно верно, господин ван Нормайенн. — Я был рад, что он понимает. — Люди кричат «ведьма!», когда ее нет поблизости. И если Братство начнет тратить на них свое время, основываясь на неподтвержденных догадках и слухах, то не сможет помочь тому, кто действительно нуждается в спасении.
Ржав усмехнулся:
— Поверьте, мастер, я понимаю, как это выглядит со стороны. Но ставлю сто дукатов, что вы возьметесь за дело.
Я вернул ему усмешку:
— Сожалею. Я совершенно неазартный человек и поэтому не приму вашу ставку. Но с интересом готов услышать, что заставило вас считать, что я заинтересуюсь.
— Господин ун Номанн, покажите мастеру то, что показали мне. Будьте так добры.
Помощник покойного бургграфа отставил бокал, встал с кресла и протянул мне лежавшую у его ног сумку:
— Взгляните.
Я извлек на свет обоюдоострый клинок. Без ножен, с мощным основанием и излишне тонким, похожим на жало кончиком. На рикассо была гравировка — золотой лев. Гарда напоминала плечи церковного распятия. Рукоятка заканчивалась звездчатым сапфиром.
— Дева Мария! — возопил Проповедник. — Святые и апостолы! Это мода такая теперь, кинжалы стражей находить под каждым кустом?!