Боже, каким он тогда был!.. Я не верила, что это мой Ваня: постарел он, седой, худющий,… в драной, грязной форме, в обмотках и стоптанных, не по размеру ботинках,… раненная осколком его голова была какой-то грязной тряпкой обмотана, а на груди у него медаль: «За отвагу» блестит. Ты, — тут же обратилась ко мне баба Киля, — потом где-то потерял ее — дед тебе ее на грудь цеплял, когда ты с детьми на улице в войну играл, помнишь?
— Помню, бабуся, я тогда командиром Красной армии был,…- потупившись, ответил я и тут же добавил: а удостоверение к этой медали, я как память о деде Ване храню.
— Молодец, — удовлетворенно отозвалась баба Киля и тут же с горечью в голосе добавила: — Жаль, что твой дед Ваня не дожил до сегодняшнего дня, он бы тебе много чего рассказал о той жизни, а заодно и о том, как он, мучаясь от постоянной головной боли, смерть свою на фронте искал.
Глава третья МИРНАЯ ЖИЗНЬ
Мирная наша жизнь началась после того, как над конторой вновь водрузили красный флаг, а нас, всех жителей села, собрали на митинг и поздравили с освобождением от фашисткой чумы и с возвращением на нашу землю «родной» Советской власти. Потом нас предупредили об ответственности за уклонение от работы и о том, что с сегодняшнего дня мы все должны сплотиться вокруг родной Коммунистической партии и любимого вождя товарища Сталина в интересах скорейшей победы над фашистской Германией.
Лозунг: «Все для фронта — все для победы!» — с того дня стал главным в нашей жизни.
Мы вновь работали в колхозе и вновь выполняли непомерный план заготовок. Это была невыносимо тяжелая жизнь. А весной 1946 года в наши хаты вновь начал стучаться голод — уже третий в моей жизни.
— Что, не урожайный год был? — спросил я бабу Килю, после образовавшейся небольшой паузы.
— Дело не в этом, — бросила на меня горький взгляд баба Киля, — в 1947 году голода могло бы и не быть, если бы власть наша вновь, как и в 1933 году, не грабила нас.
— Конечно, — продолжала баба Киля, после небольшой паузы, — урожай у нас в колхозе в 1946 году был не очень хорошим — работать некому тогда было: мужчин с фронта вернулось очень мало, а те, что и вернулись, в большинстве своем — инвалидами были нетрудоспособными, но если бы планы заготовок, которые спускали нам в колхоз, не были бы такими жестокими, и опять не забирали бы у крестьян последнее, то голода в 1947 году не было бы.
А работали мы, тогда как волы, — Сталин сказал, что нас после оккупации «перевоспитывать» нужно, вот нас, в основном женщин, и перевоспитывали: не разгибаясь, мы в полях да на фермах, как проклятые, бесплатно работали. Даже коров своих мы на колхозные поля вынуждены были гонять и на них землю пахать,… помню, били мы их тогда, несчастных, жестоко, заставляли их за собой плуг тащить,… на них тогда и пахали мы, и возили все. Да, что там коровы, — баба Киля горько усмехнулась, — когда те, обессилено лишь мотали головами и уже не реагировали на удары плетью, женщины вынуждены были сами в плуг впрягаться, и таскали они его до тех пор, пока сами от измождения не падали. А им за эту работу в лучшем случае руководство колхоза несколько вареных картофелин в день выдавало, чтобы они и на следующий день смогли еще плуг потаскать.