— И мы никогда больше не встретимся? — огорчился неизвестно какой Жоан Смельчак.
— Почему же не встретитесь? Вы можете даже тайком подменить друг друга только сделайте так, чтобы никто, и, прежде всего ты сам этого не заметил. А теперь, прошу вас, не теряйте времени!
— Послушай, друг! —И он обернулся к Жоану Смельчаку, которому выпала доля сражаться на турнирах с загадочными силами. — Отправляйся скорее на подвиги! Седлай ветер, и айда!
— Да будет так! — с театральным пафосом воскликнул избранник. — Трепещите, чудовища нынешние и грядущие! Трепещите перед Жоаном Смельчаком, рыцарем, сражающимся только в мечтах! Одним прыжком он оседлал ветер и крикнул другому Жоану, который глядел на него с завистливой грустью.
— Прощай, дружище! Когда–нибудь я приду навестить тебя, и мы поменяемся судьбами, ладно? И тогда отдохнем— я от приключений, ты от трески…
И он исчез за облаками. Тогда снова заговорил стражник:
— Хорошо. Теперь твоя очередь. Настало время возвращаться к своим слезоглотовцам.
— С удовольствием, но как это сделать?
— Проще простого. Подойди к стене и пройди сквозь нее.
— Пройти сквозь стену? Но как? В каком месте? В ней же нет дверей.
— Двери тебе и не нужны… Пройди через дверь, которой нет.
Это было наставление, типичное для учебных руководств Волшебного Мира, и каменный страж, радуясь, что он так ловко завершил свое дело, вручил Жоану паспорт со всеми необходимыми печатями.
— Теперь иди сквозь стену. Не бойся, — сказал страж, подышав на самую последнюю печать.
Отлично понимая, что во всем этом деле не обошлось без надувательства (для чего, впрочем, не требовалось особой тонкости ума), Жоан Смельчак распрощался со стражником, подошел к стене и лягнул ее. Мгновенно стена исчезла в волшебном тумане. И совсем легко, ну просто как через облако, Жоан просочился сквозь эту туманную преграду (именно так просачиваются привидения), изорвав ее в клочья сапогами, и достиг наконец обетованной слезоглотовской земли. Взволнованно ступил на нее счастливый Жоан Смельчак. Душа его радовалась, когда он вспоминал о былых скитаниях и предвкушал беседу с друзьями о своих подвигах. И вместе с тем слегка омрачало Жоанову душу неясное чувство раскаяния. Да, возвращение восвояси вызывало и это чувство…
Медленно сгущались сумерки, ветер доносил откуда–то издалека стопы и рыдания. Быть может, это плакал дождь, который словно розгами хлестал слезоглотовские деревья, а быть может, и слезоглотовцы, ведь своими слезливыми традициями они так гордились… Они любили плакать всегда, плакать с утра до вечера.