- Прошу прощения, сэр... то есть Фрэнк, – явственно сглотнул слюну Дальмонт, – но с вашего... твоего позволения я бы отнес большую часть этого богатства, – корнет указал на банки с консервами, – своим людям. Нас и раньше кормежкой не сильно баловали, а последние две недели, мы новые дырки в поясах чуть не каждый день вертим, сэр. Люди недоедают, а ваш подарок был бы неплохим подспорьем...
Дожидаясь, пока Дальтон распределит “манну небесную” среди своих солдат, Бёрнхем от скуки взял томик в потрепанном кожаном переплете, лежавший на узкой самодельной койке. Он был готов прочитать один из тех псалмов, что Дальмонт шептал под обстрелом, но к его удивлению, на белых плотных листах виднелся не текст библейских откровений, или какого-нибудь романа на худой конец, а невзрачные клочки бумаги, аккуратно наклеенные на плотный картон.
- Знаете, Генри, – Бёрнхем, глядя, как мальчишка жадно, но в тоже время аккуратно поглощает пищу, – я тут еще немного посвоевольничал, и наткнулся на такую вот вещичку, – он положил на стол удивившую его находку, – мне кажется, что это марки... Но если я прав, то их ведь нужно на конверты клеить, а вы собираете... Или у вас настолько обширная аудитория, что марки для писем нужно запасать впрок?
Дальтон, прекратив жевать, на минуту задумался и, тряхнув головой, ответил вопросом на вопрос:
- Сэр...простите, всё никак не могу привыкнуть, Фрэнк, что вы сделаете, если найдёте бумажник набитый ассигнациями?
- Отдам владельцу, конечно, – пожал плечами Бёрнхем, потом, поколебавшись, добавил, – вот только искать его буду не очень долго и усердно.
- Так вот книжица, которую вы держите в руках, равноценна такому бумажнику. Здесь только часть моей коллекции, самая, признаюсь, ценная. Эти, как выражаются многие, клочки бумаги, испачканные почтмейстерами, никогда не падают в цене. С каждым годом они становятся дороже и дороже, потому что их мало, и становится меньше. Обратите внимание на этот экземпляр. Это знаменитый “Голубой Маврикий”, в мире их осталось не больше пяти десятков. Ведь только из-за того, что гравер ошибся, почти весь тираж был уничтожен. А оставшиеся экземпляры многократно выросли в цене. Или этот... – Дальмонт любовно погладил картинку, – это александрийская почтмейстерская марка, так называемый “Голубой мальчик”. Впрочем, Фрэнк, это интересно только коллекционерам. Могу только повторить – подобная коллекция, помимо всего прочего, неплохое вложение капитала.
Потрясенный новой для себя гранью человеческой глупости, Бёрнхем торжественно произнёс: