- Но это же...переворот, – поперхнулся Арсенин. – Самый настоящий государственный переворот. Восхищенно аплодирую вам, как режиссеру, и не завидую вашим врагам...
- Ну, быть моим врагом – врагу не пожелаю, – вежливо поклонившись, улыбнулся Кочетков. – Однако, друг мой, вы преувеличиваете мои заслуги. К событиям, встряхнувших обе республики, я не имею ни малейшего отношения...
- Точно так же, как я не имею отношения к гибели Перси Скотта, – в тон ему подхватил Арсенин.
Кочетков, желая произнести что-то еще, призывно взмахнул рукой и вдруг замер. Всеслав недоуменно взглянул на собеседника, но мгновением позже понимающе улыбнулся и, приоткрыв входную дверь, поманил полковника во двор, туда, откуда доносились серебряные переливы гитарных струн, сменившиеся вскоре чистым, красивым баритоном:
Нас везут к докторам, двух почти что калек,
Выполнявших приказ не совсем осторожно,
Я намерен еще протянуть пару лет,
Если это, конечно, в природе возможно.
- Откуда такое чудо? – острожным шепотом спросил генштабист.
- Это Лев, – чуть грустно улыбнулся Арсенин. – Где-то раздобыл гитару и теперь по другу скучает...
Мой товарищ лежит и клянет шепотком,
Агрессивные страны, нейтральные тоже,
Я ж на чутких врачей уповаю тайком,
Если это, конечно, в природе возможно.
- Мы тогда под Кимберли вместе с добровольцами на штурм пошли, – пояснил Всеслав предысторию песни. – Да не очень удачно получилось. Николай пулю в ляжку словил, а Льву осколок предплечье расцарапал. По первости и неопытности любая пустяковая царапина чуть ли не смертельной кажется, вот наш поэт краски чуток и сгустил.
А песня тем временем лилась над двором, наполняя воздух тихой грустью:
Под колёсами вельд, обожженный лежит,
Небольшая лошадка бредет осторожно,
Я надеюсь еще на счастливую жизнь,
Если это, конечно, в природе возможно.
Отзвучали последние аккорды, двор наполнился степенной суетой, а Кочетков по-прежнему, молча стоял у порога, уткнувшись лбом в дверной косяк. Наконец он обернулся и обвел комнату невидящим взглядом.
- Всеслав Романович, вы там что-то про английскую птицу говорили, не сочтите за труд, приведите эту птаху сюда, а я пока, найду чем лицо прикрыть... Да! Вот еще что хотел спросить, а давно ваш менестрель подобные вирши слагает? Он ведь, вроде бы еще и во время плаванья матросов песнями тешил?
- Ну, про его корабельное... творчество, – едва заметно улыбнулся Арсенин, – я вам вряд ли поведаю. Не прислушивался. А пока нас по Африке судьба бросает, так постоянно что-нибудь, да напевает. Вот и намедни, проезжал мы мимо фермы одной. Лев как увидел хозяев, меж строений сожженных на деревьях развешанными, так лицом почернел, а вечером, на бивуаке песню и сложил...