основанной на особых методах дыхания. Для человека его возраста это было довольно рискованное предприятие, и вскоре, в достопамятном тысяча семьсот восемьдесят девятом году, до долины дошла весть, что Перро находится при смерти.
Перро лежал в этой самой комнате, мой дорогой Конвей, зрение его настолько ослабло, что вместо вершины Каракала за окном он видел лишь расплывшееся белое пятно. Но воображение рисовало отчетливый несравненный абрис вершины, явившийся ему впервые полвека назад. Потом перед ним прошла вереница картин прошлой жизни — годы странствий по пустыням и горным плато, толпы на улицах западных городов, бряцание щитов и лат воинства герцога Мальбрука. Его разум как будто замер в ледяном оцепенении. Перро приготовился к смерти и был рад умереть. Он созвал друзей и слуг и простился с ними, потом попросил оставить его одного. В полном одиночестве, немощный плотью, с мыслями, обращенными к прекрасному, он надеялся испустить дух… но этого не случилось. Много дней Перро пролежал без единого слова и движения, а потом начал поправляться. Ему было сто восемь лет.
На мгновение шепот умолк, Конвей слегка пошевелился, ему казалось, что Верховный лама пересказывает какой-то давний сокровенный сон. Потом тот зашептал снова.
— Подобно тем, кто долго балансировал между жизнью и смертью, Перро испытал некое озарение — об этом речь впереди. Пока же скажу только, что он повел себя совершенно поразительным образом. Вместо того, чтобы спокойно выздоравливать, как можно было ожидать, он установил для себя строжайший режим самодисциплины, сочетая его с активным употреблением наркотиков. Казалось бы, что комбинация возбуждающих средств и дыхательных упражнений не слишком надежный способ борьбы со смертью. Тем не менее, в тысяча семьсот девяносто четвертом году, когда скончался последний из престарелых монахов, Перро был все еще жив.
Доведись в то время оказаться в Шангри-ла человеку с нетривиальным чувством юмора, он не смог бы сдержать улыбки. Сморщенный капуцин, такой же дряхлый, что и десяток лет назад, продолжал здравствовать благодаря своему тайному методу, а в долине между тем начали распространяться легенды об одиноком отшельнике на горной скале, обладающем магической силой. Однако, как и прежде, к нему относились с любовью, и даже возникло поверье, что посещение Шангри-ла с каким-нибудь немудреным подарком или помощь старцу по хозяйству не только заслуживают похвалы, но и приносят удачу. Перро благословлял всех таких пилигримов, возможно, запамятовав, что это его заблудшая паства. В молитвенных домах в долине к этому времени можно было услышать «Те Deum Laudamus»