— Готов разделить ваше мнение, — ответил Конвей с шутливой серьезностью.
Примерно неделю спустя после свидания с Верховным ламой он познакомился с некоторыми из своих будущих коллег. Чанг не торопился представить его, что отнюдь не означало нежелания, и Конвею было внове это отсутствие спешки и то, что такая размеренность не вызывает у него досаду. Скорее это было приятно.
— С некоторыми ламами вам, вероятно, долго не удастся познакомиться, может быть, несколько лет, но удивляться не следует, — объяснил Чанг. — Они охотно встретятся с вами при удобном случае, а то, что не торопятся, ни в коей мере не есть свидетельство их пренебрежения.
Конвей счел этот подход весьма разумным — он сам рассуждал подобным образом, когда нужно было наносить визиты новым сотрудникам иностранных консульств.
Те же встречи, которые состоялись, прошли весьма успешно — беседуя с людьми втрое старше него, Конвей не испытывал неловкости из-за разницы в социальном положении, не то что на светских раутах в Лондоне и Дели. Первым его новым знакомым стал добродушный немец по фамилии Майстер, который попал в монастырь в восьмидесятые годы, после того как отбился от экспедиции. Майстер хорошо говорил по-английски, хотя и с акцентом. Дня через два состоялось еще одно знакомство, и Конвей был рад поговорить, наконец, с человеком, которого настоятельно рекомендовал Верховный лама. Альфонс Бриак, коренастый и жилистый француз, не выглядел дряхлым старцем, хотя и представился как ученик Шопена. Конвей решил, что француз и немец составят ему вполне приятную компанию. Он уже непроизвольно анализировал свои наблюдения и после нескольких новых встреч сделал кое-какие выводы. Во-первых, всех его новых знакомых, людей в сущности разных, отличала общая черта, которую, за неимением лучшего названия, можно было бы определить как «безвозрастность». А во-вторых, все они были наделены спокойной рассудительностью, которая приятнейшим образом отражалась на взвешенных и аргументированных высказываниях. Конвею весьма импонировал такой подход, и он видел, что его собеседники это почувствовали и оценили по достоинству. Общаться с ламами было легко, как со всякими культурными людьми, хотя иногда странно было выслушивать воспоминания о событиях столь давних и незначительных. Так, например, один любезный седовласый джентльмен после недолгой беседы полюбопытствовал, не интересуется ли Конвей сестрами Бронте. Конвей ответил, что, в общем, да, и тогда его собеседник сказал:
— Видите ли, в сороковые годы я был викарием в Вест-Райдинге, и однажды мне пришлось заночевать в доме приходского священника в Хоуорте. Оказавшись здесь, я многое узнал и многое понял в судьбе этой семьи, всех трех сестер Бронте, и написал целый трактат на эту тему. Может быть, вам когда-нибудь захочется полистать его?