— Потому что это тебе так было угодно истолковать мое предсказание, — ответил я и сел слева от него на край постели.
— Ты был очень забавный в этом тряпье.
— Я представляю, но и ты тоже в зеленой футболке.
Он засмеялся.
— А ты можешь сказать, сколько я буду жить? — спросил он с наивностью, достойной Виолы, но не мужчины двадцати восьми лет от роду.
— Понятия не имею.
— Сколько тебе лет?
— Двадцать три.
Он погрузился в раздумья и затем произнес,
— Ты кажешься старше.
— А ты младше.
Его явно задели мои слова. Мне вообще было непонятно, как это дитя джунглей выжило в мире шоу-бизнесса. Мне было его до слез жаль, как только я представлял себе, какую цену он заплатил за то, чтобы лежать в ботинках на этой кровати.
— Что ты читал там так долго? — спросил он не без пренебрежения.
— Это не интересно, наверное, не интересно, — пояснил я.
— Что это было? — требовал Харди, чтобы я назвал неизвестного ему автора.
— Это была поэма, одного поэта-испанца, я очень ценю ее, поэма о любви, о смерти. — нехотя пояснил я, разыскивая среди сваленных на пол книг маленький сборник.
— Прочитай мне ее, — потребовал Крис с интересом капризного ребенка.
Мне не очень хотелось читать вслух, но я все же открыл книжку и начал читать, дойдя до строк:
Моя любовь как пленница была
И в муках отдавалась и брала
И боль свила гнездо в ее глубинах,
Я с опаской посмотрел на моего слушателя.
— Тебе интересно? — осторожно спросил я.
— Да, — неожиданно ответил Харди, — Давай дальше.
Я продолжил чтение. Читать пришлось до конца. Он слушал молча, очень внимательно и лишь изредка по едва заметному движению его бровей или улыбке, я мог догадываться, что он вполне проникся красотой этого произведения. Я прочел последнюю строку и замолчал в ожидании комментариев.
— А кто он был этот…? — Крис пытался припомнить имя одного из героев.
— Адриан? — подсказал я, — император Рима.
— Нет, — возразил Харди, — другой тоже на «А»?
— Антиной? — переспросил я, и он кивнул, — это был самый красивый юноша того времени, греческого происхождения, он утонул в Ниле, несчастный случай, Адриан страшно переживал эту трагедию.
— А ты? — вдруг спросил Харди, взяв меня за руку и с силой притянув к себе.
— Что я? — спросил я, не понимая смысла его вопроса.
— Ты бы что делал на его месте? — продолжал спрашивать Харди.
— Я не знаю, поставил бы памятник, — я невольно усмехнулся, — так обычно и делалось, отпусти меня, — я попытался освободиться и встать. Но он не дал мне этого сделать.
— Куда спешишь? — спросил он меня, глядя на меня с откровенной угрозой, и что-то жуткое полыхнуло в его глазах.