Аплодисменты и приветственные возгласы слились в жесткий ритм, вбивая Бриз, словно гвоздь молотком, на то место, которого она достойна, туда, где она должна быть. Джеб вскинул вверх ее руку, в его левом ухе сверкнула бриллиантовая серьга. Сдерживая подступивший к горлу комок, Бриз вместе с Джебом поклонилась публике. Их плечи соприкоснулись, ее волосы водопадом обрушились на сцену. Но когда Бриз выпрямилась, отбросив своим знаменитым жестом волосы назад, она почувствовала, как почва все же уходит у нее из-под ног. Из глаз ее хлынули слезы.
Обняв Джеба, она крепко прижала его к себе:
— Спасибо, ковбой.
— Не стоит благодарности, Мейнард. Бриз…
— Не смей говорить, что жалеешь. — Вскинув голову навстречу приветствиям, Бриз поцеловала его. — В Атланте, в первый вечер нового тура, я это сделала, чтобы спасти тебя. Сейчас, — сказала она, — я сделала это, чтобы спасти себя.
Накрыв ладонью микрофон, Джеб посмотрел ей в глаза.
— Хорошо, что ты вернулась, — хриплым голосом сказал он. — Затем он убрал руку и, к полному восторгу Бриз, крикнул: — Бриз Мейнард, леди и джентльмены! Великая мисс Би!
Это было самой прекрасной песней, которую ей когда-либо довелось слышать.
* * *
Перед рассветом Джон Юстас сидел в дальнем углу гостиной и наблюдал за тем, как его внук представляет свою новобрачную нэшвиллскому музыкальному сообществу — или по крайней мере так казалось Джону Юстасу. Похожее на свадебный торт здание, в котором они сейчас находились, принадлежало, как сказал Джеб, известному продюсеру. После того как Джеб получил награду за лучший сингл и престижный «Горизонт», было уже невозможно ускользнуть, чтобы устроить настоящую брачную ночь.
Джон Юстас сейчас хотел одного — оказаться в постели. В своей постели, в Эльвире. До сих пор он никогда так долго не ездил вместе с Джебом по гастролям и в последнюю неделю уже сильно тосковал по своим родным холмам. Один лишь Бог знает, что испытывают его пациенты в руках этого молодого выскочки, который разъезжает по городу в своем сверкающем «БМВ», расточая белозубые улыбки.
Он посмотрел на свой стакан с апельсиновым соком. Бедро болело так, словно все присутствующие только что прошли по его ногам. А их тут было немало — нигде нет ни одного свободного места.
— Джон Юстас! — тепло позвал его голос Сюзанны. — У вас печальный вид.
— Скучаю по дому, — согласился он, радуясь тому, что она к нему подошла. — Я всегда говорил Джебу, что у меня нет его желания все время быть на виду, но он этого не понимает. И думаю, что не поймет. — Посмотрев на нее, он улыбнулся. — Я рад, что завтра оставлю его в надежных руках.