— Так что будем делать? — спрашивает Мираколина. — Если он поймает твоего друга, он не вернётся, и мы тут умрём с голоду, а если не поймает — тогда вернётся и убьёт нас.
— Ты же, кажется, сказала, что не боишься умереть?
— И не боюсь. Просто не хочется умирать бессмысленной смертью.
— Мы не умрём. Я не позволю.
И Лев начинает кататься по кровати с одного бока на другой. Его руки надёжно привязаны капроновым шнуром к двум вертикальным штырям, зато ноги свободны, и этого достаточно, чтобы раскрутиться как следует. Он бросает всё своё тело налево, потом направо, и снова налево, и снова направо, опять и опять, пока койка не начинает со скрипом ехать ножками по полу. Лев пытается перевернуть кровать, но инерции недостаточно. Выбившись из сил, он останавливается, чтобы отдохнуть.
— Ничего не выходит, — говорит Мираколина. Спасибо за разъяснение. Как будто он и без неё не знает.
— Тогда, может, помолишься? Я, как видишь, уже молюсь.
Передохнув несколько минут, он возобновляет свои попытки. На этот раз ему удаётся подвинуть кровать чуть больше, и одна из ножек застревает в неровности пола. Теперь при расшатывании ножки кровати с одной стороны чуть приподнимаются. Силы мальчика быстро истощаются, шнур больно врезается в запястья. Он вынужден остановиться, но через несколько минут начинает всё заново — туда-сюда, туда-сюда, и с каждым разом кровать накреняется всё больше. Наконец, испустив сдавленный стон сквозь стиснутые зубы, Лев бросает весь свой корпус по направлению к дальней стене, едва не выворачивая руки из суставов, — и кровать встаёт на две ножки, словно монета на ребро при игре в орлянку. И словно та же монета, кровать колеблется, решая судьбу узников, — и наконец переворачивается кверху ножками. Лев больно стукается локтем о прогнившие доски пола, под кожу впивается десяток заноз. Кровать нависает над мальчиком, и это пробуждает в нём воспоминания о взрыве в таунхаусе брата — вот почти так же он лежал тогда под диваном. Перед глазами Лева проплывают лица Маркуса и пастора Дэна... Он старается не поддаться скорби, наоборот — извлечь силу из этих горестных воспоминаний.
— Молодец, получилось! — слышит он возглас Мираколины, видеть её он не может. — И что теперь?
— Пока не знаю.
Руки Лева всё так же привязаны к штырям кроватной спинки. Больно! Теперь ему видно, как сочится кровь из запястий. Постой, а это что? У него на руках ржавчина! В голове проносятся бесполезные сведения: врачи рекомендуют сделать укол от столбняка, если поранился ржавой иглой или ещё чем-то вроде того. А ещё он вспоминает принадлежащий его семье пляжный дом — его окружала железная ограда, насквозь проржавевшая под воздействием солёного морского воздуха.