Что ставит Старки в интересное положение.
— Старки! — с облегчением произносит Трейс. — Давай, вытащи меня отсюда. У меня самого не получается.
— Да, это проблема, — признаёт Старки. Но разве это его проблема? Трейс был им нужен, да, но теперь-то пилот им больше ни к чему. И разве не грозил этот самый Трейс разделаться с ним, Старки? Если лётчик выживет, он будет представлять собой постоянную опасность. Смертельную опасность, кстати.
— У меня так и не хватило смелости провернуть фокус с побегом из-под воды, — говорит Старки. — Гудини погиб, выполняя его, но я уверен — для такого большого, сильного бёфа — это как два пальца.
С этими словами он выходит из кабины и закрывает за собой дверь.
— Старки! — кричит Трейс. — Будь ты проклят, сукин сын!
Но решение Старки окончательное, и он возвращается к главному люку. Приглушённый голос Трейса почти не слышен за гвалтом паникующих аистят. В салоне осталось около десятка человек — раненые, контуженные и те, кто боится прыгать в воду, потому что не умеет плавать.
— Что это за жуткая вонь? — ноет один из них. — Что там такое снаружи?
Он прав — озеро воняет, как ящик с гнилой рыбой, но это наименьшая из их проблем. Вода уже захлёстывает им ноги, а пол накренился под углом градусов в тридцать.
Старки продирается к двери, расталкивая нерешительных детишек.
— Прыгайте или идите ко дну, другого выбора у вас нет, а мне некогда возиться тут с вами, недотёпами, — рычит Старки и бросается в зловонный рассол Солтон-Си.
На призывы Трейса о помощи никто не отвечает. В ярости и отчаянии он колотит по панели приборов кулаками и пытается вырваться из кресла, но всё без толку. Он накрепко застрял в сложившейся гармошкой кабине. Даже такой сильный бёф, как он, ничего не сможет поделать. Трейс заставляет себя успокоиться и обдумать ситуацию. Единственные звуки, которые сейчас доносятся до его ушей — это затихающие стоны и вой раненых детишек, не способных самостоятельно выбраться из самолёта, да безжалостный шум прибывающей воды. Трейс осознаёт, что возможностей спастись у него нет. Старки позаботился об этом.
Вода начинает вливаться в кабину через разбитые окна так быстро, что у Трейса нет даже времени приготовиться к смерти. Он до предела вытягивает шею, стараясь держать голову над водой как можно дольше. Затем набирает полные лёгкие воздуха и задерживает дыхание — он теперь под водой. Внезапно кругом становится тихо, если не считать жалобного позвякивания металлических частей погибающего самолёта.
Весь запас кислорода сожжён; и, покорившись судьбе, Трейс выдыхает в последний раз. Пузырь воздуха возносится в темноту; лёгкие пилота заполняются водой. Это такая душераздирающая боль, с ней не может сравниться никакая другая, но Трейс знает — она продлится не долго. Проходят пять секунд. Десять. Несправедливость происходящего перестаёт волновать Трейса. Сознание его меркнет, и последнее, что он чувствует — это надежда, что своим решением сражаться на стороне детей, а не на стороне юнокопов, он оплатил себе билет в лучший мир.