— Опять Лева вспоминаешь? — спрашивает Коннор.
— Как ты догадался?
— Потому что каждый раз время останавливается и твои глаза становятся тёмными, как обратная сторона Луны.
Она нагибается и касается его рук. Коннор, который в задумчивости забыл о своих обязанностях, снова принимается ублажать её непослушную циркуляцию.
— Знаешь, ведь Параграф-17 прошёл только благодаря ему, — говорит Риса. — Интересно, что он сам об этом думает?
— Спорим, его по ночам мучают кошмары.
— Или наоборот, — предполагает Риса, — он видит в этом светлую сторону.
— А ты?
Риса вздыхает.
— Когда как.
Параграф-17 задумывался как хорошее дело, но со временем выяснилось, что не так всё радужно. Само собой, когда на следующий день после его принятия из лагерей выпустили тысячи семнадцатилеток, это воспринималось как победа, триумф гуманности и сострадания, большой шаг на пути к запрещению расплетения, но в приступе эйфории люди закрыли глаза на проблему в целом. Практика расплетения никуда не делась, просто коллективная совесть общества успокоилась: мы сделали кое-что в этом направлении — вот и ладно.
И тогда в прессе началась массированная атака, посыпались рекламные объявления, призванные «напомнить» людям, как всё было хорошо сразу после принятия Соглашения о Расплетении. «Расплетение: естественное решение!», — кричали рекламы. Или: «Трудные подростки? Если вы любите их, то дайте им уйти!». И, конечно, любимый слоган Рисы: «Выйдите за пределы своего «я» — познайте состояние распределённости!»
Риса быстро поняла, что, к сожалению, человечество склонно верить в то, что ему внушают. Может быть, не сразу, но если одно и то же твердить сто раз, то даже самые безумные идеи начинают восприниматься как вполне здравые.
Эти мысли возвращают её к вопросу, заданному Коннором. Расплётов после принятия Параграфа-17 стало меньше, а люди ведь привыкли получать любые органы по первому требованию. Так почему же Кладбище до сих пор не опустошили? Почему они всё ещё здесь?
— Мы здесь, — говорит Риса, — потому что мы здесь, вот и всё. Надо благодарить судьбу и не морочить себе голову. — Она ласково касается плеча Коннора, давая понять, что пора заканчивать массаж. — Вернусь-ка я лучше в Лазарет. Наверняка там полно работы: то ссадины, то фингалы под глазом, а то, глядишь, какой-нибудь бедолага свалился с температурой. Спасибо, Коннор.
Он уже столько времени делает этот совершенно необходимый Рисе массаж, а она по-прежнему чувствует неловкость от того, что ей приходится прибегать к посторонней помощи.
Он расправляет её закатанные брюки и ставит ступни девушки обратно на подножку кресла.