Сегодня Риса играет трагическую и в то же время нежную сонату Шопена. Музыка льётся из-под её пальцев, стелется туманом по земле, эхом отзывается между гулкими фюзеляжами — жилищами Цельных. Она знает — её игра нравится им. Когда ей случается пропустить обычный вечерний концерт, то даже те, кто утверждает, что терпеть не может классическую музыку, допытываются у Рисы, почему она не играла. Её музыка — для них. Хотя нет, не совсем. Прежде всего она играет для себя. Иногда слушатели усаживаются рядом с роялем прямо на пыльную землю. В другое время, как сегодня, она одна. Иногда послушать её приходит Коннор. Он садится неподалёку, но всё же не рядом, словно боится нарушить границы музыкального пространства Рисы. Те разы, когда приходит Коннор, она любит больше всего, но это случается, увы, так нечасто...
— Да у него просто голова пухнет, — уверяет её Хэйден, приводя за Коннора все те оправдания, которые тот должен был бы произнести сам. — Большая ответственность, он к ней относится очень серьёзно. Такой уж он человек. — И с ехидной усмешкой добавляет: — Вернее, такие уж Коннор люди.
Хэйден никогда не упускает случая позубоскалить над нежеланным довеском друга. Риса всегда сердится на него за это, потому что есть вещи, над которыми смеяться нельзя. Иногда она ловит Коннора на том, что тот смотрит на свою чужую руку с выражением, от которого Рисе становится страшно. Такое впечатление, что он вот-вот схватит топор и отсечёт проклятую конечность прямо на глазах у всех. Хотя это у него не единственный заимствованный орган — есть ещё и глаз, но тот в точности похож на его собственный, да и источник его неизвестен. Поэтому глаз не имеет над Коннором власти, чего нельзя сказать о руке Роланда — та неумолимо тянет за собой весь свой отвратительный эмоциональный багаж.
В один из таких моментов, когда Коннор смотрел на акулу, Риса спросила:
— Боишься, что она тебя покусает?
Коннор вздрогнул и чуть покраснел, как будто его застали за каким-то постыдным занятием, но тут же опомнился и передёрнул плечами.
— Да нет, просто думал, когда и почему Роланд сделал себе эту идиотскую наколку. Если я когда-нибудь повстречаю человека, которому досталась эта его мозговая извилина, то, может, спрошу...
Если бы не ежедневные массажи ног, Риса могла бы подумать, что Коннор о ней совершенно забыл. Но и массажи уже не те. Что-то в них появилось поверхностное, формальное — так, лишь бы поскорее отделаться. Как будто Коннор приходит к Рисе по обязанности, а не потому, что хочет видеть её.
За всеми этими мыслями она промахивается по клавишам — проклятие, это тот же аккорд, который она смазала и на решившем её судьбу концерте, после которого угодила в автобус, на полной скорости несущий её к расплетению. Риса досадливо стонет, убирает пальцы с клавиш и глубоко вздыхает. Её игра всегда в точности передаёт её душевный настрой, а это значит, что злость и недовольство Рисы разнесутся по всему Кладбищу, как если бы их транслировало радио «Свободный Хэйден».