Но вот собравшиеся наконец могут рассмотреть Кэма как следует, и аплодисменты стихают. Журналисты изумлённо ахают, по залу бегут шепотки — их шелест сопровождает Кэма, пока тот подходит к микрофону. Роберта отступает в сторонку. Теперь в комнате воцаряется абсолютная тишина; все глаза устремлены на Кэма — молодого человека, который, по словам Роберты, воплощает в себе «всё лучшее в нас». Или, во всяком случае, лучшее, что было в расплетённых подростках.
В напряжённой тишине Кэм наклоняется к микрофону и произносит:
— Вы так единодушны. Пожалуй, я могу сказать, что передо мной сплетённая... прошу прощения, сплочённая группа.
Отовсюду доносятся смешки. Самому Кэму странно слышать собственный голос, многократно усиленный аппаратурой; в бархатистом баритоне звучит уверенность, которой на самом деле его владелец не ощущает. Прожектора переводят на журналистов. Лёд сломан, руки взмётываются вверх.
— Приятно познакомиться, Камю, — говорит мужчина в костюме, видевшем лучшие дни. — Насколько я понимаю, вы сделаны из почти сотни разных людей. Это правда?
— Из девяноста девяти, — с усмешкой отвечает Кэм. — Но для ещё одного местечко всегда найдётся.
Снова раздаётся смех, на этот раз немного более раскрепощённый. Кэм кивает женщине с пышными волосами.
— Вы, безусловно... э-э... уникальное создание. — От женщины к Кэму идёт волна неприязни, он ощущает её как наплыв жара. — Каково это — сознавать, что вы были созданы, а не рождены?
— Я тоже был рождён, только в разное время, — возражает Кэм. — И я не был создан, я был воссоздан. Большая разница.
— Да, — добавляет кто-то другой. — Должно быть, это очень нелегко — сознавать, что ты — первый в своём роде...
Подобные вопросы они проработали на репетициях, так что ответы Кэм знает назубок.
— Но ведь каждый считает себя единственным и неповторимым, так что в этом отношении я мало чем отличаюсь от прочих.
— Мистер Компри, я специалист по диалектам, но мне никак не удаётся идентифицировать ваш. Ваше произношение всё время меняется.
На это Кэм до сих пор не обращал внимания. Облечь мысли в слова сложно само по себе, некогда думать, в каком виде эти самые слова вылетят из твоего рта.
— Наверно, манера говорить зависит от того, с какой группой мозговых клеток я работаю в данный момент времени.
— Так значит, способ вербального выражения — это программа, заложенная в ваш мозг изначально?
Они с Робертой предвидели и этот вопрос.
— Если бы я был компьютером, то можно было бы говорить о программе. Но я не компьютер. Я на сто процентов состою из органики. Я человек. В ответ на ваш вопрос могу лишь сказать, что одни мои навыки содержатся в исходном материале, другие приобретены совсем недавно, — так что, очевидно, я буду продолжать развиваться, как всякое человеческое существо.