— Ну, вот мы и пришли.
— По чашечке кофе? — великодушно предложил я.
— Нет.
— А как насчет ужина?
— Я же сказала.
— Тогда договаривай: кто он?
— Я же сказала: есть один человек. — Она замялась.
— Какой человек?
— Продюсер. Он обещал мне помочь получить эту роль.
— Олеся, продюсеры ничего не делают просто так, — мягко сказал я. — Значит, у него есть в тебе интерес.
— Он просто обещал помочь. — Она мило покраснела.
— Оно того не стоит, поверь.
— Но что же мне делать?
— Пойти со мной на ужин! — весело ответил я.
— Тогда я буду тебе должна. А мне… В общем, ко мне нельзя. Это неудобно.
— Ты снимаешь квартиру?
— Комнату. И моя квартирная хозяйка — строгая женщина. Ко мне не ходят мужчины.
— Кроме продюсера.
— Он тоже сюда не ходит. Спокойной ночи.
И она убежала. Я стоял под окнами и все гадал: какое же ее? На моем лице блуждала дурацкая улыбка. Похоже, я влюбился! Нет, я женюсь! Вот на что это похоже! Я достал из кармана мобильный телефон и позвонил ей.
— Олеся?
— Да?
— Я забыл сказать тебе: спокойной ночи!
— Спокойной ночи.
И она дала отбой. Даже не спросила, откуда у меня номер ее телефона. Я пошел к метро все с той же дурацкой улыбкой на лице. Я почти заблудился. Добравшись до стоянки у театра, неуверенно подергал за ручку, пытаясь открыть дверцу своей машины, и только потом сообразил: заперта. Охранник мной заинтересовался. Я достал из кармана ключи и показал ему: все в порядке, это моя машина. Я сам уже в это не верил. Со мною происходило что-то странное. Наверное, я созрел для женитьбы.
Следующим вечером я вновь сидел на галерке. Моя жизнь отныне превратилась в театр. В конце концов, она сказала:
— Ты разоришься на билетах.
— Да, — охотно согласился я.
— Достану тебе контрамарку.
Она уже обо мне заботилась! Через пару недель она озаботилась тем, чтобы я не замерз под окнами ее дома и не промок. И мы сидели на кухне в квартире, которую она снимала, и пили чай. Квартирная хозяйка выразительно покашливала за стеной. Но мне большего было и не надо. Я не собирался ее соблазнять, я собирался на ней жениться. У нас впереди целая жизнь: успеется. Ведь надо сделать пятерых детей!
— Леня, извини…
— Что?
— Ты какой-то несовременный.
— То есть?
— Романтик.
Меня, циника и отпетого негодяя, прошедшего огни и воды, назвали романтиком! Я чуть не поперхнулся чаем.
— Не обижайся, — мягко сказала она. — Но жизнь — серьезная штука. В твоем возрасте пора уже задуматься: как жить дальше?
— Вот я и думаю.
— Тебе надо устроиться на другую работу. Заняться наконец делом.
— Да-да.
— Ты какой-то несерьезный, — повторила она.