Так было лучше. Уильям с облегчением вздохнул и свернул к экипажу. Он не сомневался, что люди на улице с интересом смотрят на них, но ему было наплевать.
— Можешь отпустить меня, теперь я могу сама пройти остаток пути, — заявила Маркейл.
— Без обуви?
— Ну и что?
Она не отступала ни на дюйм.
— У меня слишком много дел, чтобы я дожидался, пока ты доплетешься до экипажа, — не останавливаясь, бросил Уильям.
— А я не просила, чтобы ты нес меня.
— Очень жаль.
— Опусти меня, черт бы тебя побрал! — Ее возмущенный голос защекотал ему ухо. — Если ты этого не сделаешь, я закричу.
— По-моему, сегодня днем я обещал отшлепать тебя. Если ты закричишь, я сделаю это сейчас.
— Не получится, — отозвалась Маркейл слишком самодовольным тоном. — Ты не сделал этого раньше, не сделаешь и сейчас.
Она была права, но он, не желая это признать, пожал плечами.
— Прекрасно. Сейчас я это докажу.
Уильям сделал движение, как будто собирался опустить ее, но Маркейл лишь крепче вцепилась в него.
— Ты не можешь сделать это здесь.
— Почему же? — Он выразительно поднял бровь. — Хочешь проверить?
Маркейл медленно покачала головой, но выражение ее лица говорило о чем-то совершенно ином. Ее губы приоткрылись, глаза потемнели, и Уильям понял, что она вспоминает «шлепку», которую получила раньше. От того же воспоминания его тело напряглось, и он обрадовался, что юбки Маркейл скрывают его реакцию.
Маркейл вздохнула, и Уильям, взглянув на нее, внезапно увидел, что она так же устала, как и он.
— Уильям, пожалуйста… Это же нелепо.
Хотя она сопротивлялась и слегка брыкалась, ее голова теперь бессильно лежала у него на плече, и Уильям, почувствовав странную боль в сердце, крепче сжал Маркейл.
— Тогда в экипаж.
— У вас, сэр, оскорбительная привычка таскать меня, будто я мешок с мукой.
— Мешки с мукой не брыкаются, — отметил он.
— Брыкались бы, если бы с ними обращались так грубо, — скривив губы, парировала Маркейл.
— Это Постон выпустил тебя из экипажа?
— Нет. Он отправился к тебе на помощь, а меня запер внутри.
— Но теперь ты на свободе.
— Я очень постаралась, — надменно сообщила она.
С растрепанными волосами и испачканным грязью лицом Маркейл была похожа на разъяренного котенка, и Уильям, спрятав неуместную сейчас улыбку, примирительно сказал:
— Я виноват, что набросился на тебя за то, что ты так крепко держалась за мою шею. Но это мешало мне разбирать дорогу.
— Я тоже виновата, — помолчав, призналась она, к удивлению Уильяма. — Я очень беспокоилась. Корабль горел, потом раздался взрыв, и я представила себе, что ты, переломанный и побитый, пойман в ловушку горящей балкой, и никто не может добраться до тебя, а огонь сметает все вокруг…