— Она, конечно, давно уже не практиковалась, но даже в самой плохой форме она не доводила клиентку до слез.
Глория промокнула щеку рукавом.
— Извините.
— Исусе Христе. Выпить хотите?
Она ответила спасибо, но нет, спасибо.
— А вот я выпью, — сообщил он и, подойдя к бару, извлек из него в быстрой последовательности ведерко со льдом, щипцы и бутылку «Танкерея». Потянувшись за стаканом, он ненароком выставил напоказ икры: алая кожа, светлые волоски, вены. В теннис играет, когда наступает мертвый сезон, догадалась Глория.
— Нервы мои «ламбаду» пляшут. Единственное, что удерживает меня от сертралина, это… мммм. Знатная штука. Вы уверены, что…
— Нет, спасибо.
Он прикончил налитое и налил еще:
— Рекомендую. Я только на этом утро и продержался. От него и повторные толчки начинают симпатягами казаться. Как будто в массажном кресле сидишь. Или на чем-нибудь, купленном в «Шарпер Имидж». Дуайт — это мой старший, Генри еще козявка, — он вечно, Дуайт то есть, подговаривает меня купить у них какую-нибудь дребедень — комплект для игры в бадминтон в плавательном бассейне, преобразуемый в машинку для стрижки собак. Некоторые покупают это, кто-то же должен, нас не один уж год бомбят их каталогами, но я ни разу ни одной хреновины не купил. — Он покачал головой, засмеялся и отпил джину. И похоже, только теперь Глорию и разглядел: — Вы ведь девочка Перрейра, так?
У Глории даже сердце защемило. «Его девочка».
Впрочем, она тут же поняла: Кац вовсе не пытался сказать ей что-то приятное, он просто-напросто — надменный сукин сын.
— Глория Мендес, — сказала она.
— И мы с вами встречались…
— Два года назад. Я приходила в ваш офис.
— О, верно, верно. Вы хотели, чтобы я написал угрожающее письмо неплательщику из Пакоимы. Но как вы сюда-то добрались? На улицах черт-те что творится. Неужели пешком пришли?
— Карл мертв, — сказала она.
Кац с отсутствующим видом побарабанил пальцами по своему подбородку:
— Вам же сюда топать и топать пришлось. Значит, что-то случилось. Что именно?
Глории захотелось вырвать у него стакан и запустить им в фотографии второго поколения Кацев. Сукин ты сын, почему я должна говорить это дважды?
Он так и постукивал себя по подбородку, озадаченный, как будто во вселенной нет ничего загадочнее причины, по которой кому-то может понадобиться вытаскивать его из джакузи.
Глория повторила, громче:
— Карл мертв.
Кац выпучил глаза, приобретя облик еще более распутный, чем обычно:
— Шутите.
Она рассказала ему все, а когда закончила, Кац налил себе новую порцию выпивки — и ей налил тоже. Глория пить отказалась — просто ждала, когда он скажет что-нибудь толковое.