Глория подтвердила:
— Устраивает.
Помолчав немного, Капловиц сказал:
— Похоже, случившееся причинило вам ужасную боль.
— Да.
Лицо судьи сморщилось, точно подушка. Он снова провел обшлагом рукава по лбу, и на этот раз Глория заметила вышитые на обшлаге слова: «Амхерст-колледж».
Судья, увидев, что она прочитала их, сообщил:
— Это мне внучка подарила.
Он выдвинул ящик стола, извлек из него флажок Амхерста, провел пальцами по печати колледжа.
— На школьном выпускном вечере внучка произносила прощальную речь от имени ее класса. И между прочим, это особый колледж, юная леди, в нынешнем году в него сумели поступить всего девятнадцать калифорниек.
Глория сказала, что она, должно быть, девушка очень умная.
— О да, очень… оратор на выпускном, редактор школьной газеты, постановщица пьесы. Работала в приюте для бездомных. Кормила их. Лучшая во всем. Она сказала мне: «Дед, я хочу стать юристом». «Да ну, Ребекка. С чего это?» Оказывается, она метит в Верховный суд Калифорнии. — Судья фыркнул. — Я объяснил ей, что это не подходящее для порядочной женщины место.
— Она вас послушалась?
— Я сказал: «Ты должна попасть в Верховный суд Соединенных Штатов. Калифорнийский — это ноль без палочки». — Он ухватил ракетку обеими руками, напряг и растянул трицепсы. — Целься повыше, сказал я.
— Уверена, ее ожидает прекрасное будущее.
— Чертовски верно.
Судья рысцой подскочил к кушетке, поставил на нее сильно похожую на картофелину ногу и принялся разминать подколенное сухожилие со свирепостью, заставившей Глорию поежиться.
— Вся в мать пошла, — сказал он. После чего убрал ногу с кушетки и водрузил на нее другую. — Мать была фантастической женщиной.
В голосе его звучало сожаление.
Глория не решилась спросить, что вынудило ее покинуть семью — смерть или развод. Судья ушел в свои мысли и только покряхтывал, сгибаясь и разгибаясь. А после сказал, обращаясь к своему колену:
— Вы… напоминаете… мне… ее.
Получив наконец свободу, нога Капловица ударила в пол так, точно в нее была вставлена пружина. Судья повращал ступнями, привстал несколько раз на цыпочки.
Глория молчала, не понимая, что от нее ожидается: ответ, выражение благодарности или смиренное опровержение. Она совсем уж собралась произнести что-нибудь нейтральное, однако судья — стоявший к ней спиной и разминавший квадрицепсы — опередил ее, сказав:
— Обстоятельства сложились весьма необычные, мисс Мендес.
— Я это сознаю, ваша честь.
— Вам известно, сколько мне лет?
— Да, ваша честь. Восемьдесят пять.
— Очень хорошо, — сказал он. — А известно ли вам, как долго я занимаю мой пост?