— Соня, долго спишь, — пожурила маменька. — Пора заняться подгонкой платья. Мадемуазель Лили, прошу вас!
Модистка защебетала:
— Ах, мадемуазель Софи! Платье для вас выписано из самого Парижа. Ткань — чистый лионский шелк, кружева фламандские… Прошу вас, снимайте пеньюар…
Соня скинула пеньюар, оставшись в одной тоненькой рубашке.
— Мадемуазель, и ее придется снять. У платья декольте, так что плечи будут обнажены.
Соня растерялась: не пристало ей раздеваться перед какой-то модисткой. Но Агриппина Леонидовна утвердительно кивнула дочери:
— Делай, как она велит. До бала всего три дня осталось — может, платье нужно где-то подогнать по фигуре.
Марфуша помогла барышне снять сорочку, та осталась лишь в одних панталонах.
— Шарман, мадемуазель Софи! — снова затрещала модистка. — У вас дивная фигура. Держу пари, вы будете иметь огромный успех на балу графини Преображенской.
Соня вздохнула: ей самой очень хотелось, чтобы так случилось.
Наконец ее утянули в корсет, надели пышную юбку, затем — лиф. Модистка сосредоточенно застегивала многочисленные крючки. И когда кропотливая работа завершилась, Агриппина Леонидовна воскликнула:
— Прекрасно, душа моя! Платье сидит отменно, словно шито прямо по тебе.
Соня подошла к зеркалу: на нее смотрела молодая очаровательная барышня в бальном платье нежнейшего персикового цвета, отделанном по линии декольте кружевами. Рукава платья почти отсутствовали, оставляя прелестные руки девушки обнаженными, впрочем, как и грудь — французское декольте подчеркивало обольстительные выпуклости.
— Да… — произнесла задумчиво Агриппина Леонидовна. — Декольте, конечно, немного смелое…
— Ах, мадам, — защебетала модистка, — платье сшито по последней парижской моде.
Барыня задумалась.
— Впрочем, ладно… Раз по парижской… Но все же — смело.
Соня же осталась очень довольна своим внешним видом.
— Маменька, как вы думаете: какую прическу мне сделать?
— Надо посоветоваться с моим парикмахером, — сдержанно ответила Агриппина Леонидовна и достала из коробки атласные бальные туфельки.
— Вот, душа моя, примерь.
Соня надела туфельки, которые пришлись ей как раз впору. Туфельки выгодно подчеркивали красивый подъем стоп и стройные лодыжки, хотя имели невысокий каблук.
Маменька одобрительно кивнула и протянула дочери длинные, почти достигающие локтей перчатки.
— А что ты о них скажешь? — улыбнулась она.
Соня, не скрывая восторга, схватила одну перчатку и пыталась ее надеть. Модистка поспешила на помощь.
— Ах, мадемуазель Софи, — продолжала она называть юную барышню на французский манер, — справиться с этим туалетом нелегко.