— Ах ты, сука!!! — ревел Крысобой, всаживая в тело аборигена пулю за пулей.
Я лежал на руках Гвинплея Планта, который вынужден был сесть на дно.
— Ты чего бесчинствуешь, Марк? — спросил я, подумав, что говорю слишком тихо и Крысобой меня не услышит.
Но Марк услышал, прекратив палить в кусок мяса, бывший когда-то частью коллективного разума.
— Я подумал, что эта тварь тебе мозги выела, — признался он.
— Ей показалось, что мои мозги не такие вкусные, как твои. Вот она и пыталась вызнать, с какой подливкой твои мозги жрать лучше, — сохраняя серьезность, выдал я перл.
— Я же говорил, что Чужие — мерзкие твари, которые только и ждут, чтобы нам все мозги выесть, а потом нами править как скотом, — обрадовался Гвинплей Плант, до которого ни одна шутка, связанная с аборигенами, просто не доходила ввиду особенностей его мыслительного аппарата.
Я поднялся на ноги. В теле витала слабость. Я взглянул на Крысобоя и сообщил:
— Сматываться отсюда надо. На нас движется маленькая армия, и настроение у них, надо сказать, не очень дружественное.
Крысобой скривился. Похоже, русалкозавры ему порядком надоели. Он передернул затвор. И подозрительно на меня скосился:
— А тебе откуда известно?
— От этого, — как нашкодивший ребенок, я указал пальцем на неподвижного аборигена.
— А больше он тебе ничего не сказал? — насмешливо спросил Марк, опуская ко дну дуло «РАКа».
Я не удостоил Марка ответом. На дно колодца вплыла Музыкантская, размахивая руками. Она казалась встревоженной, и по ее напряженному лицу я понял, что без боя нам не уйти.
— Там… — она пыталась отдышаться, — их тьма… они окружили наши капсулы… но огонь не открывают… выжидают чего-то…
— Пока мы не вылезем, — предположил я.
— Русс, тебе кто-нибудь говорил, что ты изрядная стерва? — спросил Крысобой.
— Нет. Ты первый, — ответил я.
За этой словесной баталией я и Крысобой пытались скрыть мучительный поиск выхода из сложившейся ситуации. Принимать бой с ордами туземцев нас не увлекало. В этом не было смысла. Мне довелось почувствовать их разум, и я знал, что их возможности в живой силе практически безграничны по сравнению с нашими. Тем более, мы раздражаем только одну колонию, которая при случае может обратиться за поддержкой к другой. Значит, нужно вступать в переговоры. Но как, если мы даже языка не знаем. Как с русалкозаврами разговаривать?
Пока мы перебранивались, под шумок со дна колодца смотались Сваржич и Форестер. Даже Плант не заметил их отступления.
Я разинул было рот, чтобы выдать какую-то очередную тираду, но так и остался стоять с недосказанными, повисшими на губах словами. Снаружи зазвучало пение автоматов, которыми мы вооружили темнокожих студентов. Автоматы выпевали по нам панихиду.