Порядком замерзшему историку поверхность показалась если не баней, то точно предбанником. Жаркой свободой, где в самом воздухе, в звуках, в красках была жизнь. Даже не хотелось идти на кухню, холодную, как и все помещения замка, где он предварительно приготовил себе для поджарки неплохой кусок мяса. Однако возвращаться к переводам не хотелось еще больше, и Альберт живо убедил себя, что очень голоден. Отказавшись от помощи Ивет, которая хлопотала тут же на кухне, он приступил к готовке, а заодно краем глаза изучал кухарку. Теперь уже казалось, что хмурость ее напускная, а характер невредный, ибо в глазах злость отсутствовала. Скорее в них было обтесанное годами равнодушие, гладкое, как голыши на берегу моря.
После обеда Альберт вернулся в каминный зал и сонно призадумался, сгорбившись над столом. 'С завтрашнего дня – в Ле Ман, и корпеть в архивах', – размышлял он. Надо лишь определить отрезок времени, в течение которого Курсийон сыграл или мог играть заметную роль в истории, и на его основе проводить изыскания. В случае успеха, дядя, несомненно, захочет пригласить его еще раз, изучить более темное прошлое своей новой собственности. А работа непроста, если не увлекаться спекуляциями… Что и говорить, даже проверить историю девятилетней машины подчас невозможно, а уж историю девятивекового замка…
До глубокого вечера Альберт разбирал бумаги. Самые важные сведения он переписывал в блокнот. В списке, составленном еще дома после просмотра сайта архива, он помечал документы, которые следовало брать в первую очередь, учитывая новую информацию. Ведь в архиве на руки больше трех документов не дают. После этого надо оформлять новую заявку, и за полдня посмотреть много не успеешь. А если учесть, что название зачастую обнадеживает, а сам документ разочаровывает, то… То и выбирать из каталога надо весьма осторожно.
Но вот в зале стало сумрачно, и Альберт решил, что на сегодня хватит. Все необходимое было подготовлено. Оставалось аккуратно собрать все материалы в папку в том же порядке, в каком они были оставлены Крушалем, а поверх положить кипу карточек. Но, собирая бумаги, Альберт обнаружил среди черно-белых изображений замка цветную фотокарточку, склеившуюся с одной из открыток. Он осторожно отлепил ее и рассмотрел, щурясь от недостатка света. Судя по модели кабриолета на ней, фотография совсем не старая. Мужчина лет пятидесяти, с капитанской бородкой, обрамлявшей интеллигентное лицо, опирался на открытую дверцу. Он был в белой рубашке, машина тоже была белая, и тем мрачнее казалась серая восточная башня на заднем плане, словно предупреждение о надвигающейся опасности. Альберт перевернул фотографию. Карандашная надпись была грубо затерта ластиком. Уж не бывший ли это владелец замка, находящийся в больнице? Альберт покачал головой и уже собрался убрать фотографию в папку, но была в ней какая-то странность, которая удерживала взгляд. Машина, человек, башня… В самой верхней бойнице, узкой, чернеющей кошачьим зрачком, вроде как огонек. Альберт потер пальцем матовую поверхность, но яркое пятнышко осталось на месте. Скорее всего, дефект бумаги.