В световом году (Кублановский) - страница 25

…Захлопну-ка чтиво последних времен —
с обложкою, съехавшей вбок, лексикон.
Потом над свечою кулак подержу
и тьме заоконной ожог покажу.

«Это было рано — еще до инков…»

Это было рано — еще до инков,
потому ни почты, ни дневника;
ни простого четкого фотоснимка
посейчас не найдено с нас пока.
Никаких вещдоков у разночинца,
у глупца, певца из гурьбы калик.
Помню только, грел с твоего мизинца
в серебро оправленный сердолик.
А какие сосны, какие ели,
да на разных уровнях вразнобой,
объяснялись лапами как хотели
и о чем хотели между собой!
И когда в галактике жизнь кончалась,
ты, её слезинкою осоля,
с нашей общей помощью облачалась
на ночь в платье голого короля.
Благо окна были в репье мороза
плюс туда ж слетевшаяся щепа
из давно закрытого леспромхоза
со звезды, что стала на свет скупа.
В прошлом — только бобики хрипло лают.
А теперь — пространство перекроя,
челноки космические снимают
ледяные сливки с небытия.

«Далеко-далече за снежной осыпью…»

Далеко-далече за снежной осыпью,
и другой, и третьей — мой старый дом.
Там ты мне примстилась, должно быть, сослепу
в котелке ли, шляпе с цветным пером.
Это я останусь без эпитафии,
а про ладно скроенное твое
есть в отлично изданной монографии
«Человек и его шмутьё».
…Шла война миров, будто русских с галлами,
обмороженными опять.
И земля с пустынными терминалами
не могла ни выиграть, ни проиграть.
Хоть её прилизанные приказчики,
обдавая вежливым холодком,
развозили по адресатам ящики,
ну а в них — Калашниковы рядком.
Где и кто в ту пору сидел на троне,
не припомню точно, кажись, не свой.
В обреченном прифронтовом районе
у забытой Богом передовой
я лазутчик был похитрей Емельки
и тебе не смел доверять вполне,
но балдел уже от одной бретельки,
что держала чашечку на волне.
31. I.1998

«Когда не то чтобы бессильное…»

Когда не то чтобы бессильное,
зарапортовываясь снова,
берусь замуровать двужильное
в столбец лирическое слово,
когда ему в простосердечии
и впрямь я отдал все до нитки,
обожествив глагол, наречие
и существительные слитки,
и вот не знаю сам, зачем спешу
по их же лаве,
как говорят спортсмены, к финишу,
верней, к неброской переправе —
расслышат ли меня
                                    заречные
ракиты в хмари предрассветной
и кот, от нас на веки вечные
ушедший на неделе Светлой,
и над ржавеющими крышами
неведомо с какого света,
невесть кого опередившая
в прогале хвойных крон комета?
14. IV. 1997

«На излёте не век — но эра…»

На излёте не век — но эра
враз со всеми её веками,
что, как пленниками галера,
нашей названа шутниками.
Тут худые дела творятся:
в каждом атоме, кварке ложь, но
сконцентрироваться, собраться